Темная комната. Иван Александрович Мордвинкин

глядела в смартфон, пытаясь выбрать между ответом «да» и ответом «нет». Она даже взглянула на верхушку дерева. Но её загораживала грязная бутылка, и Алёна только рассмотрела равнодушный уличный градусник.

      Она никогда не видела отца, никогда не знала его и никогда не думала о нём, кроме тех редких его попыток с ней связаться, которые просачивались через блокаду маминой о ней заботы.

      Об отце она знала из случайных маминых фраз, что давным-давно, когда Алёнке было два, у них стряслась беда – погиб её старший братик, которому на тот момент едва исполнилось пять. Погиб как-то жестоко, даже кроваво. Мама всегда выражалась туманно.

      От горя они оба переменились болезненно и невозвратно.

      Мама остервенела по-своему, сбросив с души стесняющие ограничения и решившись от той поры жить полной жизнью.

      Отец же, напротив, ополоумел, ударился в религию и совсем отстал от обыкновенной жизни. И как ни билась мама над его преображением, как ни убеждала его жить свободно и легко, он обособился в своём вымышленном и ограниченном мирке, отгородился от неё церковными правилами и превратил семью в монастырь.

      В общем, они оба стали другими. И семья распалась.

      Теперь уже минуло двадцать пять лет, мамы уже два года как нету, а у него своя семья и, кажется, трое молодых сыновей. Которые, получается, Алёне вроде как… братья.

      Она снова посмотрела на градусник и прислушалась к звукам кухни, вылавливая неровные тревожные хрипы холодильника, такие невнятные днём.

      Кто-то хотел войти в её жизнь, ворваться в неё без приглашения, может быть даже навязчиво, может быть даже нахраписто и бесцеремонно. Кто-то ограниченный, странный, твердолобый, религиозный… Её отец.

      Она решилась и, суетливо ёрзая по сенсору дисплея холодными, скованными пальцами, выбрала надёжное и простое «нет». Но телефон скользнул, выпал из рук, грюкнувшись об пол. Алёна быстро подхватила его – целый, трещин нет, и с ужасом и обидой осознала, что нажалось непредсказуемое и сложное «да».

      Да!

      Она вскочила с кушетки, с болью глядя в телефон и судорожно тряся им, будто не в силах простить кому-то очень близкому предательской подлости, расплакалась и бросила телефон на подушку.

      СТУК В ДВЕРЬ

      Переписка с отцом вызвала у Алёны сложное смешение отчуждения, страха и чувства навязанного долга. Будто к ней в дверь постучались, и она открыла по ошибке. И теперь против своей воли ей приходилось разговаривать с чужим, до зевоты не интересным, но набивающимся войти и уже заглядывающим через её плечо, чужаком, от которого жди чего угодно.

      Дальняя родня… Хоть и отец, а такой далёкий. И географически, и, главное, жизненно, по времени и чувствам. Настолько, что в сердце места ему не находилось совсем.

      Отец же «чатился» по-дружески, будто не разрывала их темнота многолетнего незнакомства.

      Формальная болтовня довольно быстро иссякла, и Алёна надеялась мягко выйти из беседы, для чего отвечала односложно, уклончиво и собственных вопросов не задавала.

      Но