Романтический нокаут. Алеся Ли

а разошлись, когда Лике стукнуло семнадцать.

      Что произошло, и почему перспективный дуэт распался за две недели до национального чемпионата, я не знала. Родители разделившие нас, как имущество при разводе (мама оставила себе бальные танцы) долгое время и вовсе не общались, а мы, не особо ладившие в детстве, просто не знали, как именно нам поддерживать сестринский контакт. Возможно, если бы не моя травма, родители бы так и продолжали активно игнорировать друг друга.

      Все, что я помнила о той истории, как Лика рыдает, сидя на трибуне, в то время как какая-то незнакомая мне пара, с широкой улыбкой принимает кубки и титул, который сестра по праву считала своими.

      Лика ненавидела Алексея Григорьева все пять прошедших лет. Последовательно и искренне. Они не здоровались, если встречались на соревнованиях, за глаза, сестричка охарактеризовывала его исключительно в нелицеприятных выражениях.

      Но жизнь – интересная штука, со специфическим чувством юмора. Что бы ни разъединило Лику и Григорьева тогда, сейчас друг для друга они были единственным шансом на успех.

      Я робко вошла в зал, остро ощущая свою чуждость этому месту. Свет от тяжелых, огромных люстр бликами ложился на блестящий паркет, пахло дорогими духами и парафином, который иногда используют танцоры, как средство борьбы с чрезмерно скользким полом.

      Я взглянула в зеркало. Моя фигура в черном коротком пуховике и сером спортивном костюме словно бросала вызов окружающему аристократизму.

      – О, а вот и ты! – Лика выскочила из раздевалки, как ошпаренная. – Делай с Григорьевым, что хочешь, но чтобы я до завтра его не видела!

      Я не успела даже поздороваться, как двустворчатые двери с грохотом захлопнулись, намекая, что моя сестричка покинула чат.

      – Истеричка, – пробормотала я.

      – Еще какая, – охотно согласился со мной Григорьев, – куда пойдем?

      – Подальше отсюда, – предложила я, уговаривая себя, так откровенно не таращиться. – Тебе не холодно?

      – Помимо отсутствия шапки, под распахнутой зимней курткой наблюдалась лишь тонкая мастерка.

      – Я морозоустойчивый, – сообщил Григорьев и потянул вниз молнию, – там еще майка есть.

      Мой взгляд намертво прилип к молнии, опускающейся сантиметр за сантиметром. Прозаическое, казалось бы, движение оказало разрушительное действие на мою неокрепшую детскую психику. Щекам стало жарко. Выдавив из себя неубедительное фырканье, я поспешно отвернулась.

      Так дело не пойдет, неужели он настолько мне нравится?

      ***

      Мы неторопливо шли по проспекту. Откуда у Григорьева еще оставались силы на прогулки, мне было неизвестно, но осесть где-нибудь в кафе он отказался наотрез. Возможно, потому, что это слишком сильно напоминало бы свидание.

      Я старательно гнала прочь, эту мысль. Но она все равно возвращалась.

      Поддерживать беседу оказалось легко. Григорьев много где был. Благодаря соревнованиям, он много ездил, так что шокирующих историй у него было припасено немало.

      – Самой запоминающейся