Академия хаоса. Когда рушатся стены. Ольга Алексеевна Ярошинская

бы относился к ее потребностям с чуткостью, ждать которой от волчонка просто глупо, – ответил он. – Но все зависит от того, любит ли она своего лохматого анимага.

      – Правда? – не поверила Арнелла. – То есть, если Миранда его любит, то вы отойдете в уголок и будете наблюдать за их счастьем со стороны?

      Изергаст задумался, глядя в огонь, который жадно облизывал нутро камина.

      – Да, – ответил он с удивлением. – Я отступлюсь. Звучит, конечно, странно.

      – Звучит нормально, просто на вас это совсем не похоже. Вы только что как будто признали ценность чувств других людей.

      – Ну, не всех прям людей, – возразил он. – На чувства водника, который до сих пор в тебя влюблен, мне плевать с высокой колокольни. Кстати, ты ведь не собираешься наставлять Родерику рога в его же доме?

      – Как вы смеете говорить такое!

      Пламя в камине взметнулось, и Изергаст недовольно поджал ноги.

      – Я просто уточняю, – проворчал он. – Не надо ли мне следить еще и за этим. Нет так нет. Прекрасно.

      – Зачем вы вообще пришли со всеми этими вопросами? – буркнула Арнелла.

      – Родерика нет, ты за него, – пояснил Изергаст. – И справляешься даже лучше. Ладно, давай собирайся, проведу вас на завтрак. Надо ведь проконтролировать, чтобы тебе не подсунули яд с первым же омлетом.

      – Все не так уж плохо, – пробормотала она. – Брат Родерика меня даже обнял, а его сын, кажется, настроен доброжелательно. Они меня совсем не знают. А когда узнают…

      – Полюбят всей душой, – с сарказмом закончил он. – Не будь такой наивной, Арнелла. Тебе здесь совсем не рады.

      Глава 5. Семья

      – Мой Родерик всегда был уникальным, – говорила Линора Адалхард, шагая рядом и держа меня под руку. – С самого рождения. Никогда больше не видела младенца с таким серьезным взглядом. Это завораживало. Малютка, а в глазах – вековая мудрость.

      – Угу, – промычала я, хотя от меня, кажется, не требовалось ни поддакивать, ни вообще участвовать в разговоре.

      Мы гуляли вдоль берега, и я то и дело поглядывала в небо. Слабая надежда, но вдруг Родерик управится со своими делами быстрее и прилетит ко мне. Однако серое небо над Адалхортом прорезали лишь крикливые чайки, и ни одного крылатого коня.

      – Потом, конечно, он стал проказником, как и все мальчишки, – продолжала Линора, – но все же будто и тогда знал про себя что-то – никогда не переходил границ.

      – А драконы? – вспомнила я.

      – А что драконы? – сбилась Линора.

      – Родерик рассказывал, что ездил на драконах, и вы за это его ругали.

      Линора досадливо отмахнулась.

      – Как бы они ему навредили, моему Родерику? Он ведь маг. Да и не ругала я его никогда, – добавила она недовольно. – Пожурила слегка. Материнское сердце все же не камень. Тебе этого не понять.

      Я едва сдержалась, чтобы не закатить глаза. Это был второй лейтмотив ее монологов: мне не понять. Она вынуждена была признать, что я, вероятно, буду значить что-то в жизни Родерика, но настойчиво отводила