Волчица и Охотник. Ава Райд

длинные лучи света, прокладывая путь сквозь траву. Дальше впереди виднеется ещё один источник света – просто мутное оранжевое пятно на горизонте. Мы с Гашпаром обмениваемся неуверенными взглядами. Наконец он коротко кивает, и мы идём на свет, который с каждым шагом становится всё ярче.

      Во мгле и мраке стоит ряд шатров – угловатые треугольники, похожие на плавники какого-нибудь невероятно большого речного карпа. Рядом – стадо бледно-серых коров с причудливо закрученными, как корни деревьев, рогами. Похожая на швабру собака с вьющейся шерстью скулит при нашем приближении; мокрый нос подёргивается. В центре группы палаток располагается массивный очаг, излучающий оранжевый свет, а над огнём – скульптура из тонких палок, грубо вырезанная в форме трёхконечного копья Принцепатрия.

      – Не думаю, что мы можем просить их о гостеприимстве, – бормочу я.

      Огонь выплёвывает искры, похожие на стайку расплавленных насекомых.

      – Конечно же можем, – возражает он. – Я – принц. И даже лучше – Охотник.

      Прежде чем я успеваю ответить, полотно одного из шатров распахивается. К нам выбегает женщина. Её волосы собраны в свободную косу, каштановую с проседью, а взгляд – дикий, бегающий.

      – Это Охотник! – восклицает она. – Крёстный Жизни ответил на наши молитвы, мы спасены!

      Другие шатры распахиваются, развеваются полотна из телячьей кожи. Выбегают дети, за ними – мужчины и женщины. Деревня бедная, я это сразу вижу – большинство детей одеты в домотканые туники, изъеденные мелкими дырочками. Мужские плащи трещат по швам. Их очевидно отчаянное положение смущает меня, ведь я никогда не задумывалась о бедственном положении таких вот маленьких селений – селений, мало чем отличающихся от Кехси, разве что лишённых магии, способной смягчить голод и нужду.

      Гашпар, святой человек, смотрит на женщину, и в его глазах не отражается ничего, кроме сострадания – ни тени хитрости.

      – Что здесь произошло?

      – Нас поразило ужасное зло, господин Охотник. Мы… – Женщина замолкает, её взгляд падает на меня. Ужас и отвращение заволакивают её лицо, точно тёмные тучи.

      – Может, всё из-за этой волчицы! – кричит кто-то в толпе. – Смотрите, у неё на плаще кровь!

      «Кровь Пехти, – думаю я, чувствуя, как от гнева перехватывает горло. – Кровь одного из ваших благословенных убийц».

      Моя рука тянется к спрятанному в кармане ножу, но первой я нащупываю косу матери – словно маленького спящего зверька.

      – Это невозможно, – отвечает Гашпар ласково, но твёрдо. – Эта волчица была у меня под присмотром с тех самых пор, как покинула селение. Она – не ваше чудовище.

      «Не ваше чудовище, но всё-таки чудовище».

      Минуя мамину косу, нащупываю нож, тру его под жёсткими взглядами этих патрифидов.

      – Прошу, господин Охотник, – продолжает женщина. – Ранние морозы погубили весь наш урожай и половину нашего стада, а теперь и наши люди исчезают. Должно быть, это чудовище, которое из Эзер Сема приманил запах нашей крови. На прошлой неделе Ханна ушла и не вернулась,