Волчица и Охотник. Ава Райд

Та проносится мимо Котолин, взъерошив белый мех её волчьего плаща, и скрывается в чёрных зарослях терновника. Котолин не кричит, но я вижу, как на её лице отражается неприкрытая паника, прежде чем страх превращается в возмущение и гнев. Вот и всё, этим мне и придётся удовлетвориться – но всё же лучше, чем ничего.

      И тут Котолин бросается ко мне, раскрасневшаяся, разъярённая под своим волчьим капюшоном. Я крепко удерживаю лук одной рукой, а другой лезу в карман плаща, ища свернувшуюся там косу. Волосы матери тёплые и под пальцами кажутся шёлковыми, хоть и были отделены от её тела больше пятнадцати лет назад.

      Прежде чем Котолин успевает приблизиться, по лесу разносится голос Вираг – такой громкий, что спугивает птиц из гнёзд.

      – Ивике! Котолин! Сюда!

      Губы Бороки сжимаются в тонкую линию.

      – Похоже, ты заслужила порку.

      – Или ещё что похуже. – Желудок сжимается при одной мысли. – Она прочтёт мне мораль с очередным своим сказанием.

      А может, и то и другое. В Дни Охотника Вираг особенно злобная.

      Котолин проносится мимо меня, приложив ненужную силу – наши плечи болезненно сталкиваются. Я не реагирую на это пренебрежение, потому что Вираг наблюдает за нами обеими своим ястребиным взглядом, и венка на лбу старухи пульсирует особенно сильно. Борока берёт меня за руку, мы выбираемся из леса и направляемся к Кехси вдалеке. Деревянные хижины с тростниковыми крышами похожи на чёрные отпечатки пальцев на фоне заката. Позади нас лес Эзер Сем издаёт свои привычные звуки – что-то, похожее на громкий выдох, а потом – звук, словно кто-то пытается отдышаться, вынырнув из-под толщи воды. Эзер Сем едва ли похож на другие леса Ригорзага. Он больше, чем все они, вместе взятые, и в его чащобе бьётся сердце. Деревья обычно могут выпростать свои корни, когда чувствуют опасность или даже когда кто-то слишком сильно треплет их ветки. Одна девушка как-то случайно подожгла деревце, и целая роща вязов ушла в знак протеста, оставив селение беззащитным перед ветрами и Охотниками.

      И всё же мы любим наш капризный лес, в том числе и потому, что он защищает нас. Если больше десятка мужчин одновременно попытаются прорубить себе путь, деревья не просто уйдут – намного хуже. Мы принимаем меры предосторожности только для наших самых трусливых дубов и самых робких тополей.

      Когда мы приближаемся, я вижу, что Кехси полон света и звуков, как и всегда на закате. Однако теперь у этого другой оттенок, в котором есть что-то неистовое. Группа юношей собрала наших тощих коней, до блеска вычистила им шерсть и заплела гривы, как у скакунов Охотников. Наши кони не такие родовитые, как королевские, но чистить их легко. Юноши опускают взгляды, когда я прохожу мимо, и даже их кони смотрят на меня со звериным подозрением. Горло у меня сжимается.

      Некоторые девушки и женщины полируют свои клинки, тихонько напевая. Другие бегают за детьми, проверяя, нет ли у них на туниках пятен, а на кожаных сапожках – дырок. Мы не можем позволить себе выглядеть голодными, слабыми или напуганными. До меня доносится