Человек в чужой форме. Валерий Шарапов

гордясь своей сдержанностью. Полковник поднял угол рта в знак улыбки:

      – Коньяку желаете?

      Акимов застеснялся.

      – Прошу, без чинов. – Кузнецов выставил на стол два сияющих бокала, извлек из заветного погребца флягу и свинтил крышку.

      Ноздри Сергея задергались – подобный запах он обонял лишь раз, в Нормандии, и помнил до сих пор: «Теперь вот и французский. Отменно у него со снабжением».

      – Итак, Галина, – продолжил полковник, гоняя коньяк по бокалу, – дочь деятеля из Генштаба и замужем, между нами, за товарищем из госбезопасности. И, главное, сразу не призналась, каково? Пудрила мозги, моталась ко мне, а мужу свистела, что в ночной санаторий ездит, в связи с нервным переутомлением…

      Акимов, отхлебнув амброзии, неопределенно хмыкнул.

      – Потом еще надумала себе нечто, какие-то перспективы, пожелала большего. Начала предъявлять права и бабские скандалы закатывать. Прекратил я все это.

      Выпили, Кузнецов предложил еще сигарету, Акимов не отказался.

      – Составила она нам компанию. Сидели втроем, беседовали. Смотрю: поладили. У меня выдался трудный день: с утра по кабинетам, собраниям – заседания, болтология. Короче, утомился я, будто камни ворочал. Извинился, пошел наверх – да так в кресле и отрубился, при полном параде. С час проспал – как вдруг будто дернуло, – полковник снова потер лоб, да так, что и у Акимова шрам задергался, – вы фронтовик, знаете, бывает иной раз.

      Сергей утвердительно кивнул. Ничего себе коньячок, как разливается бодрость по жилам, с каждым глотком даже как-то силы прибавлялось, уверенности. Хоть ежедневно такое лекарство принимай.

      – Встал я, спускаюсь ополоснуть физию – а Иван вот. Проверил – пульса нет. И Галины нет. Дверь входная нараспашку, сапоги ее у тумбы. В одних туфельках по сугробам усайгачила…

      – Что же случилось?

      Полковник вздохнул:

      – Не знаю, что тут было. Может, повздорили, или позабыла заранее Ване сообщить, что замужем, а он огорчился. Я так в одних сапожках полетел за этой психической, и хорошо, что успел. Хорошо, что пионеры на лыжах встретились.

      Помолчали. Кузнецов заявил прямо, уже без обиняков:

      – Понимаете, к чему может огласка привести?

      Акимов пошевелил пальцами, обозначая собственные колебания, спросил:

      – Так, а сама Галина где теперь?

      – Да там, наверху, дрыхнет. Коньячок на шампанское уложила, для обогрева и на нервах, увлеклась. Идите удостоверьтесь, – предложил полковник, без тени издевки, – наверху, в левой спальне.

      Вроде бы и неловко, но сходил-таки Акимов. В указанной комнате на роскошной двуспальной кровати, едва прикрытая цигейковой шубой, почивала навзничь рыжая кудрявая феечка – точь-в-точь яркий лоскут, небрежно брошенный. Роскошные, наверняка подкрашенные волосы. Курносый носик, пухлые губы, над верхней – бархатная родинка, на красивой длинной шее – вторая, точно две указивки, куда лобызать. Стройные белые ноги, с одной из которых сполз чулок и болтался черным кольцом на тонкой щиколотке. Свисала до пола холеная длиннопалая