Человек в чужой форме. Валерий Шарапов

со вздернутым носиком, родинкой над пухлыми губками, но как же плотно несло от нее! Дымом, табаком, духами, но более всего перегаром.

      Оля хлопотала:

      – Осторожно, не дергай. Вдруг перелом какой?

      Колька огрызнулся:

      – Сама тащи, цацкаться со всякими. Лыжи не забудь!

      Вроде бы не особо тяжелая, но тащить-то ее придется, пожалуй, до самой больницы. Сейчас в поселке мало кто остался, а те, что зимуют, вряд ли откроют среди ночи. Колька все еще соображал, куда податься со своей ношей, как решение пришло само, скользя с горки в сияющих сапогах. Человек в шинели нараспашку, подскочив на последней кочке, съехал и упал ребятам под ноги.

      И хотя ударился сильно, только и выдохнул:

      – Ох, граждане, – поднялся, отряхнулся и тотчас освободил Кольку от его бремени.

      Держа дамочку без особого почтения, как портфель, под мышкой, проговорил быстро:

      – Здешние? И на лыжах, хорошо. Дача по Нестерова, пять.

      И велел:

      – Сбегайте за участковым.

      Из-под шинели блеснула красная звезда, Колька невольно подобрался.

      – На седьмой даче телефон, – робко заметила Оля.

      – Нет, не стоит людей беспокоить, – возразил военный, – а отделение недалеко. Номер пять на Нестерова, запомните?

      – Есть, – кратко отозвался Колька. Прицепив лыжи, проверив крепления, они поспешили вверх по горке.

      Глава 4

      Колька с места взял в карьер, мчался так, что в ушах свистело. И потому не сразу услышал, как взывала за спиной Оля:

      – Стой ты! Остановись!

      – Что? – чуть притормозив, отрывисто бросил он.

      Оля нагнала его, перевела дух:

      – Куда несешься?

      – Как куда – к вам, – не подумав, ответил парень.

      – У нас его нет, – сухо, сдержанно сообщила она.

      Пожарский прикусил язык. Сменив направление, они помчались уже к отделению. Колька давно уже не решался обзывать любимую девушку ментовской падчерицей, ибо дело с Верой Вячеславовной у Палыча, по всему судя, разладилось.

      После происшествия на голубятне у Акимова начала отказывать рука – всего-то одна, а расквасился он так, как будто ослеп и ног лишился. Вбил себе в голову, что не вправе навязывать себя, инвалида, в мужья, и о второй попытке похода в загс он более не заикался. Вера Вячеславовна сначала отнеслась к этому с иронией, но Палыч продолжал вести себя, как идиот, и в конце концов просто перестал появляться. Маргарита Вильгельмовна похлопотала, ему выдали путевку на Кавказ для восстановления, и он воспрял было духом, но тут свалился с сердцем Сорокин. И сержант Остапчук взвыл:

      – Вы что, сговорились? Работать-то кто будет?!

      – Сергеевну попроси, – сострил Акимов. Обреченно, ибо уже понял, что санаториум ему не светит.

      Саныч угрюмо возразил:

      – Ей не до того.

      Он, оказывается, уже нанес визит Введенской, ранее Елисеевой, которая на правах члена семьи занимала теперь полхибары на третьей улице Красной Сосны, – прямо изложил дело: