Солнце и Замок. Джин Вулф

тебя есть свет. Может, зажжешь? При свете уютнее.

      – Откуда ты знаешь, что есть?

      – Когда дверь отворилась, снаружи на миг вспыхнул свет. Это ведь ты его зажигал, верно?

      Я кивнул, но тут же сообразил, что в темноте этого не разглядеть, и ответил:

      – Да, но горючее зря предпочту не тратить.

      – Ладно. Странно только, что ты не зажег его в поисках койки.

      – Я и так прекрасно помню, где она.

      На самом-то деле я не стал зажигать золотую свечу из соображений самодисциплины. Как ни велик был соблазн проверить, не обожжен ли Идас, не укушен ли, здравый смысл подсказывал: убийца, попавший под выстрел, не смог бы так скоро покуситься на мою жизнь еще раз, а укушенный опережал меня не настолько, чтоб я не услышал, как он поднимается по железному трапу воздушной шахты.

      – Скажи, ты не против поговорить? Мне еще с прошлого разговора так захотелось послушать о твоем родном мире!

      – Что ж, с удовольствием, – ответил я, – если и ты не откажешься ответить на пару вопросов.

      До сих пор не оправившийся, я бы с гораздо большим удовольствием прилег отдохнуть, однако возможность разузнать нечто новое – вещь не из тех, коими стоит пренебрегать.

      – Нет-нет, – заверил меня Идас, – конечно, не откажусь! Наоборот, рад буду ответить на твои вопросы, если ты согласишься ответить на мои.

      В поисках безобидного начала для разговора я снял сапоги и улегся на койку, негромко, жалобно заскрипевшую под моей тяжестью.

      – Тогда скажи, Идас, как называется язык, на котором мы говорим? – начал я.

      – На котором мы с тобой сейчас разговариваем? Корабельным, конечно, как же еще?

      – А какие-нибудь другие языки ты знаешь?

      – Нет. Откуда бы? Я ведь родился здесь, на борту, и как раз хотел тебя расспросить: чем отличается жизнь человека, рожденного на одном из настоящих миров? От наших-то, от команды, я много разного слышал, но все они просто невежественные матросы, а в тебе сразу чувствуется человек мыслящий.

      – Спасибо на добром слове. Однако, родившийся здесь, ты имел немало возможностей повидать настоящие миры. Часто ли среди них попадались такие, где говорят на корабельном?

      – Правду сказать, я в увольнительные на берег почти не ходил. Мой вид… думаю, ты заметил…

      – Будь добр, ответь на вопрос.

      – По-моему, на корабельном почти везде говорят.

      Казалось, голос Идаса звучит чуточку ближе, чем раньше.

      – Понятно. На Урд язык, который ты зовешь «корабельным», в ходу только среди нас, граждан Содружества. У нас он считается более древним, чем остальные, но до сего момента я сомневался, что это правда, – пояснил я и решил повернуть разговор к происшествию, ввергшему все вокруг в темноту. – Пожалуй, беседа стала бы гораздо интереснее, имей мы возможность видеть друг друга, не так ли?

      – О, да! Не зажжешь ли ты свет?

      – Возможно, чуть погодя. Как полагаешь, скоро ли твои товарищи исправят корабельное освещение?

      – Его сейчас чинят, и в главных помещениях свет уже