Города нашей жизни. Рассказы. Нармина Мурсагулова

без умолку и громко восхищался открывшейся перед ним панорамой города:

      – Какой же хороший денек нам попался! А какой город прекрасный! Вы видели всех этих милый ангелочков, рассаженных по крышам? А одного мы встретили прямо у ворот города! Сидит себе, ухмыляется. Жаль только, что каменный. Так хотелось с ним поболтать!

      – Ага, – отозвался его друг, – еще надпись там, что-то вроде «Вильнюс – город, летающих над землей ангелов»! Прям в точку попали.

      Оба они радостно рассмеялись, похлопывая друг друга по спине.

      Старший явно был недоволен их присутствием. Они раздражали его своими глупыми шуточками и этой безудержной радостью, совсем не подходящей их работе. Оба они были ангелами смерти. И то, что они сейчас были тут, на крыше, не предвещало ничего хорошего.

      Друг Весельчака, которого все звали Анг, повернулся к Младшему и спросил:

      – Ну что, Малыш, как работается «стрелком»? Многих уже пронзил стрелой Амура?

      – Достаточно. Мне нравится моя работа.

      – А напарник-то у тебя не из веселых, а? – подмигнул Анг, шутливо понизив голос.

      Младший хотел что-то ответить, но Старший вдруг проговорил:

      – А парень-то раньше времени придет!

      Младший спроектировал взгляд влево, на мост Миндаугаса, по которому быстрым шагом шел молодой человек лет двадцати пяти. Его светлые волосы трепал легкий ветерок, а полосатый шарф развевался за спиной, как знамя. Серое короткое пальто, зеленые брюки, в руках портфель. И такая синева в глазах, что, казалось, он украл два кусочка неба.

      – Что, клиент объявился не в назначенное время? – ухмыльнулся Весельчак.

      – Торопится заполучить стрелу, наполненную любовью, – умиленно предположил Анг.

      Старший недовольно повел плечами, но оставил без ответа все их ухмылки. Иногда люди пытались помешать их расписанию. По какому-то странному наитию они или спешили, или же страшно опаздывали на главные встречи своей жизни. Конечно, приходилось подгонять их стремления под условленное время, но это всегда отнимало немало усилий. Можно, конечно, было быстро отвлечь его внимание на что-то, что заставило бы его остановиться. Или хотя бы замедлить шаг. Но при этом срабатывал принцип домино: если тронуть одну костяшку, другие тоже моментально придут в движение. Нужно быть очень осторожным, чтобы не напортачить. Еще эти двое мешали ему сосредоточиться. Старшему не хотелось быть свидетелем чьего-то несчастья. Не для того он менял многовековую практику ангела-спасателя на роту «стрелков». Ему надоело быть постоянным участником людского горя. А тут, даже если внушенные им чувства и заканчивались трагично, он не имел никакого отношения к драме. Он нес людям прекрасное, чистое и всеобъемлющее чувство – любовь рода человеческого. А что они потом с ним делали – его не касалось. Да он никогда и не интересовался.

      А вот Младший, наоборот, всегда хотел знать, что же случилось потом. Каково было продолжение и было ли вообще. Почему-то людям свойственно добровольно отказываться