Солнечный луч. Чего желают боги. Юлия Цыпленкова

что сделала подлая Хасиль, меня принесли обратно в дом, Архам приказал звать Орсун, чтобы она лечила меня. Селек зашла и слушала, как муж спрашивает меня, зачем я ушла на улицу. Каан очень разозлился, когда узнал, что я оказалась раздетой среди метели из-за Хасиль. Он оставил меня с прислужницами и ушел ко второй жене, и его мать следом. Она даже не подошла ко мне. Поначалу я слышала, как Архам кричал на Хасиль, а потом Мрак позвал меня. Когда снова открыла глаза, рядом уже была Орсун. Муж тоже зашел, узнав, что я очнулась. Только он уже стал другим, опять спрятался. Погладил по плечу и велел обо всем забыть. Сказал, что Хасиль не может быть наказана, потому что носит его ребенка. А сам в глаза не взглянул ни разу. Потом и совсем ушел. Рядом остались только знахарка и прислужницы. Орсун говорила, что надо Вещую звать. Один раз и Архаму сказала, а он ответил, что она сама справится. Живая, говорит, и хорошо.

      Я не сводила взгляда с несчастной женщины, пока она говорила, а там и вовсе не удержалась. Приблизилась к ней сзади и, обняв, уместила подбородок на плече.

      – Танияра тогда не было. Когда он вернулся, я уже начала выздоравливать. Орсун знает свое дело, она меня на ноги подняла… – Эчиль развернулась и взяла меня за руки. – Алдар привез моим дочкам подарки, он часто баловал старшую дочь, а потом и младшую, всегда говорил, что они его любимые племянницы, и девочки дядю любят, всегда о нем спрашивают. Теперь еще и о тебе, – на ее губах появилась улыбка. Я улыбнулась в ответ, но ничего не сказала – ждала продолжения. – Танияр пришел к нам приветливый, как всегда, и, только когда велел принести мне шубу, я поняла, что алдар уже всё знает.

      – Ягиры, – произнесла я.

      – Да, – кивнула Эчиль. – Они ему всё рассказали. И пока я одевалась, пришел Архам, и Селек с ним. Она сына от себя почти не отпускала. Что бы ни делал, и она рядом. Свекровь в двери встала и сказала, чтобы Танияр уходил. Говорит, ты к жене брата пришел, как смеешь ее уводить, не спросивши мужа.

      – А Танияр?

      – А он ответил: «Муж о жене заботится, а раз заботы нет, то и спрашивать не у кого». Вот так и сказал, а потом Селек с дороги убрал и меня вывел.

      – А что же Архам?

      – Он ничего не сказал, только в сторону отошел, дал брату меня увести. А когда Селек за нами кинулась, ей дорогу заступил. О чем говорил, я не слышала. Танияр шел быстро, ну и я за ним. А на улице в сани посадил и к Вещей повез. Только уж поздно было… – Эчиль на миг замолчала, а после закончила с уже знакомой издевательской усмешкой: – Зато живая.

      Я притянула к себе свояченицу, обняла ее, и мы затихли на некоторое время. Что я ощущала в этот момент? Мне было ее безумно жаль! Несчастная одинокая женщина, судьба которой могла быть совсем иной, если бы однажды Селек не нашла ей место в своих планах, а после, скомкав, будто испорченный лист бумаги, не выкинула за ненадобностью в корзину. И если бы Архам не шел на поводу своей матери, слепо исполняя ее повеления. Эчиль могла бы быть счастливой в браке и нарожать любящему ее мужу много детей, и была бы его единственной.

      – Какая