Оранжерея. Чарльз Стросс

я не собираюсь утверждать наверняка, пока не изучу их первоисточники и не попытаюсь выявить какую-либо предвзятость, но в любом случае не жди, что я тут буду все в одиночку драить. – Я расплываюсь в ухмылке, желая слегка смягчить посыл. – Что ты там говорил про еду, которую можно заказать по телефону?

      …На ужин у нас – круглая, запеченная, похожая на хлеб вещь, называемая здесь пиццей. В блюде наличествуют сыр, томатная паста и другие вещи, усиливающие вкус. Она горячая и жирная, приходит к нам через ворота короткой дальности в тамбуре – ее не доставляют на грузовике, что меня несколько разочаровывает. Ладно, значит, знакомство с примитивными технологиями откладывается до завтрашнего дня.

      Сэм впадает в дрему после ужина. Я снимаю туфли и чулки и убеждаю его, что он будет чувствовать себя лучше без пиджака и галстука. Долго уговаривать не пришлось.

      – Не знаю, почему они это носили, – жалуется он.

      – Я изучу вопрос позже. – Мы все еще сидим на диване с открытыми коробками из-под пиццы, балансирующими на коленях, и жирными пальцами отправляем горячие куски блюда в рот. – Сэм, почему ты вызвался участвовать в эксперименте Юрдона?

      – Почему? – Он впадает в мимолетную панику.

      – Ты застенчивый, не умеешь общаться. В правилах же четко прописано – придется жить в темные века и взаимодействовать со средой десятую долю гигасекунды, без всяких отвлечений. Тебе не кажется, что ты малость сглупил?

      – Это очень личное дело. – Он скрещивает руки на груди.

      – Твоя правда. – Я замолкаю и смотрю на него. На мгновение он кажется мне таким грустным и подавленным – жаль, не могу взять свои слова обратно.

      – Мне понадобилось сбежать, – бурчит он себе под нос.

      – От чего? – Я откладываю коробку и по ковру ползу к большому деревянному ларю с ящиками и отделениями, полными бутылок со спиртным. Беру пару стакашек, открываю бутылку, нюхаю содержимое – никогда не узнаешь, пока не попробуешь, – и наливаю. Несу их назад к дивану и передаю ему один стакан.

      – Когда я вышел из реабилитационного центра… – Он таращится на телевизор, что странно – аппарат выключен. Под ботинками у него короткие, из толстой ткани чулки. Его пальцы беспокойно дергаются. – …Слишком много людей узнали меня. И это меня испугало. Это, конечно, и моя вина, но, если бы я задержался там – боюсь, кто-нибудь причинил бы мне боль.

      – Боль?.. – Сэм – далеко не тщедушный малый, у него почти львиная грива, но он часто кажется неуклюжим и каким-то… уязвимым, что ли. Может, это и хорошо – в нуклеарных отношениях велик потенциал для злоупотреблений разного рода, но этот малый такой застенчивый и замкнутый, что едва ли у меня с ним будут проблемы.

      – Я немного слетел с катушек, – признается он. – Знаешь же диссоциативную фазу психоза, через какую проходят некоторые пациенты после глубокого редактирования их памяти? Да, «немного» – мягко сказано. Я плевать хотел на резервное копирование, дрался все время, и людям часто приходилось убивать меня просто