Прекрасный новый мир. Роман Злотников

поместить на знамена волосатый череп. Он бы еще Костяную корову туда намалевал.

      Костяная корова, как, впрочем, и волосатый череп, были персонажами крестьянского фольклора. Первая олицетворяла собой падеж скота, а второй – мор. Барон Ужаб был в своем репертуаре.

      – Тебе-то хорошо, – вздохнув, покосился на Грона Борнус, – тебя отец у Жаба теперь точно не оставит. А нам куда деваться?

      Это предположение имело право на жизнь, ибо особого смысла в пребывании младшего сына барона Расдора в замке герцога Эзнельмского (особенного такого) более не было. Вряд ли у новоиспеченного герцога существовали какие-то воинственные планы в отношении Расдора, а самому Расдору, судя по доходившим оттуда известиям, тоже было не до свар с герцогством. В той неудачной войне Расдор потерял слишком много воинов и все никак не мог оправиться. Так что пребывание Собола в замке превратилось в некую формальность еще при старом герцоге, и он продолжал оставаться в замке скорее по привычке и заключенному уговору, чем по какой-то разумной необходимости. Но новый герцог никаких уговоров с Расдором не заключал, а привычки, судя по сцене его появления в замке, у него тоже были другие. Так что по всему выходило, что Соболу скоро придется паковать вещи. А вот Борнус в отличие от Собола был сыном барона – вассала герцогства, да еще и наследником, и деваться ему было совершенно некуда.

      – Ничего, тебе всего шесть месяцев до посвящения, скоро тоже уедешь, – утешил его Грон.

      – Скорей бы, – уныло отозвался Борнус.

      – Эй, ребята, вы видели?! – возбужденно заорал Тай, врываясь в спальню. – На посту у оружейной выставили Безымянного.

      – Что?! – сотрясли стены спальни два слившихся изумленных возгласа.

      Борнус вскочил и бросился к двери, ведущей на стрелковую галерею. Грон последовал за ним со всей скоростью, на которую был способен.

      Он добрался до поворота к лестнице, когда Тай и Борнус уже успели все рассмотреть и, спрятавшись за углом, возбужденно обсуждали увиденное.

      – А ты видел…

      – А у него вот такой кинжал…

      – А наплечники из волчьего сплава видел…

      – А набойки на каблуках…

      Грон несколько мгновений прислушивался к этому обмену репликами, но затем любопытство, возбужденно бурлившее в крови пятнадцатилетнего подростка, взяло верх, и он, вытянув шею, осторожно заглянул за угол. Безымянный неподвижно, будто статуя, стоял у дверей оружейной. Совершенно спокойный взгляд его неподвижных глаз был устремлен на арку винтовой лестницы. Грон несколько мгновений напряженно разглядывал Безымянного, а затем за его спиной послышалось сдавленное хихиканье, и четыре крепких мальчишеских кулака толкнули его в спину, отчего его буквально вынесло в коридорчик, и он оказался в паре шагов от неподвижной статуи Безымянного. Грон замер. Несколько мгновений ничего не происходило, а затем Безымянный медленно повернул голову и… втянул носом воздух, будто принюхиваясь. Грон рефлекторно сглотнул