Страж. Елизавета Соболянская

напрячься, но одинокая женщина в ночи не пугала. Между тем цыганка выколотила и убрала в поясной карма свою трубку, и протянула руки к огню. Мужчины подвинулись, давая ей место на бревне. Она молча села, дождалась раздачи мисок и протянула свою – помятую, но из хорошей меди. Повар молча ее наполнил, застучали ложки, потом по кругу пошла бутыль с легким вином, и ее цыганка не обошла, булькнув себе немного в кружку. А вот потом, когда все расслабились, но спать еще не особо хотелось, кто-то из возчиков вдруг попросил:

      – А погадай нам, чернобровая, всю правду скажи!

      – Да чего тебе говорить, – хмыкнула женщина, не обидевшись, – все у тебя хорошо. И жена любит, и дети здоровы, к зиме еще один родится!

      Возчик шумно выдохнул – не то испуганно, не то восторженно – и затих, опасаясь спугнуть доброе предсказание. Зато из толпы тут же вылез другой, протягивая свою не слишком чистую ладонь:

      – А мне что скажешь, красотка?

      – А ты до зимы не доживешь, – так же ровно ответила цыганка, – от дурной хвори помрешь, которую в борделе подхватил.

      Мужик испуганно отшатнулся, и от него тут же потихоньку отодвинулись соседи. Больше желающих погадать не нашлось, но ведьма внезапно сама наткнулась взглядом на молодого Джанброцци, моргнула удивленно, всмотрелась и спросила:

      – А ты что здесь позабыл, Страж? Твоя судьба ждет тебя дома!

      – О, так прекрасная Бьянка все же твоя судьба! – фыркнул Дьеппо, хлопая сеньора по плечу.

      Джанлукко дернул рукой и нахмурился:

      – Синьора, должно быть, ошиблась, – вежливо сказал он, – у меня нет невесты, а дома меня ждут родители и сестры.

      – Ой, Страж, – покачала головой цыганка, – поспеши. Может, успеешь увидеть свою Розу…

      Почему-то это незатейливое женское имя выбило у Джанлукко почву из-под ног. Качнулось темное небо, во рту пересохло, и захотелось немедля вернуться домой. Но как же караван и приказ отца? Сглотнув, сын купца сумел вежливо поклониться ведьме и сказать:

      – Спасибо за предупреждение, синьора, я буду спешить.

      Цыганка что-то пробормотала себе под нос и вскоре ушла, вяло предсказав что-то мелкое еще парочке возниц. А поутру Джанлукко охватило нетерпение. Он с невиданной скоростью и выгодой сбывал свои товары, закупал полотно и пряденый лен, улыбался, шутил, крутился ужом на сковородке, чтобы быстрее пройти намеченный путь, и каждый вечер у костра брал гитару, изливая душу в таких нежных песнях, что даже скупые на эмоции караванщики роняли слезу.

      Каждая дорога когда-нибудь кончается. Ранней осенью, когда лужи по ночам стали покрываться хрупким ледком, Джанлукко вернулся в родной город. Повзрослевший, раздавшийся в плечах, он въехал на Пьяццо-ди-Корвана, лихо спрыгнул с коня и сразу притормозил возчиков:

      – Сначала товар на склад и коней в конюшню!

      Те не стали ворчать – обняли жен и детей, а потом погнали три груженые доверху телеги к воротам особняка Джанброцци. Только тогда Джанлукко обнял мать и отца. Младшие братья и