Славянский кокаин. Фридрих Незнанский

в окно и наблюдая индустриальный пейзаж, проносящийся мимо. Спустя какое-то время Клэр пододвинулась ближе и, виновато глядя Грише в глаза, произнесла:

      – Не сердитесь, просто это немного… неожиданно прозвучало. У меня вовсе нет никаких предубеждений. Я уверена, что вы не совершили ничего ужасного, ведь правда? – В голосе девушки звучала надежда.

      – Правда, – вздохнул Грингольц. – Засолил свою бабушку в бочке, а так – все в порядке.

      Клэр, чтобы не завопить, зажала себе рот руками и вскочила.

      – Да вы что? – испугался Гриша. – Я шучу, это у меня чувство юмора такое, ущербное немного, ну простите.

      – Я так и знала, – голос Клэр звучал обрадованно. – Вы разговариваете с акцентом. Вы иностранец, да? Откуда вы приехали?

      – Из России. Знаете хоть, где это? – недоверчиво спросил Гриша.

      – Конечно! – радостно залопотала попутчица. – Я даже писала работу на тему: «Обострение отношений между США и Советским Союзом после Второй мировой войны». Я очень интересовалась историей вашей страны. Я уверена, у нее огромный потенциал, и вас ждет большое будущее.

      «Ну вот, понеслось, – с тоской подумал Грингольц. – Сейчас начнется: перестройка, Горбачев, балалайки-матрешки, хотя нет, теперь вроде это и немодно уже на Западе…»

      Но девушка вдруг прервала свою тираду, осеклась на полуслове, а потом так просто, по-домашнему попросила:

      – Расскажите мне.

      – О чем?

      – О себе, – просто сказала она.

      – Да что рассказывать-то? Банальная история, – пытался уйти от ответа Гриша.

      – Не бывает банальных историй. Каждая человеческая жизнь уникальна, – настаивала Клэр.

      – Ну хорошо, – Грингольц сдался, – слушайте. Родился я в совершенно обычной московской семье. Имел полный комплект любящих родителей, бабушек и дедушек. Как и было положено каждому нормальному советскому ребенку, в семь лет пошел в школу, в одиннадцать начал курить, а в тринадцать выпил первую рюмку водки.

      – Но это же так вредно! – округлила глаза девушка.

      – Жить тоже вредно, – отрезал Гриша. – От этого умирают. Когда мне исполнилось пятнадцать, моя мама решила, что ребенка нужно спасать от российской действительности, и, побегав по различным инстанциям, собрала и оформила документы на выезд в Израиль. Где я и жил счастливо и беззаботно, радуясь южному солнцу и теплому морю до тех пор, пока не наступила пора идти в армию. Перспектива провести несколько лет с автоматом наперевес мне вовсе не улыбалась, и я рванул искать счастья в Америке. Когда приехал сюда, сначала ошалел от этого темпа, ритма, грохота больших городов, количества людей различных рас и национальностей. Думал, буду учиться, найду приличную работу и в скором времени заживу жизнью добропорядочного американца с ежеутренней газетой и индейкой на день Благодарения. Но жизнь распорядилась по-другому. Я попал в очень неприятную ситуацию. Мой сосед по квартире, заметив, что у меня нет машины, однажды ни с того ни с сего предложил занять мне крупную сумму денег для покупки автомобиля, уверял, что мне не о чем