Интервью с безумцем. Макс Гордон

Павлихин в недоумении уставился на меня, – он избил постояльца и администратора за стойкой, а потом принялся колотить головой в окно. У него вот-такая шишка была, когда его полиция к нам доставила, – Семен снова попытался поднять руки до уровня головы и вновь раздался протестующий лязг наручников, а мой взгляд, помимо воли, в который раз впился бесформенный кусок плоти, бесполезно болтающийся на месте правого уха.

      – Вы имели ввиду гостиницу Космос? – осенило меня.

      – Ну да, – кивнул Павлихин, – я же и говорю, что его к нам в больницу прямо из Космоса доставили.

      Я осторожно выдохнул, продолжая интервью. – А что вы еще можете рассказать об этом Рыжем?

      – Ну, он улыбался и постоянно молчал, – продолжил Семен, углубившись в воспоминания. – Мы сперва подумали, что он глухонемой, а когда Михаил Васильевич сказал: если вы, голубчик, будете молчать на мои вопросы, то всерьез рискуете провести здесь весь остаток своих дней. А эта наглая рыжая морда…

      Павлихин не договорил. Внезапно его лицо исказилось от ужаса, глаза снова забегали по сторонам, высматривая на стенах невидимых насекомых. Пока его пальцы, ограниченные наручниками, пытались распечатать новую пачку сигарет, мне показалось, что бывший санитар затаил дыхание, того и гляди – со стула упадет. Только после третьей затяжки психическому санитару удалось привести себя в чувства, но нездоровый блеск в глазах, выдававший безумие, игнорируя мое присутствие, продолжал блуждать по стенам.

      – Вы хотели рассказать, что он ответил Михаилу Васильевичу, кстати это врач?

      – Заведующий отделением, – блеснув оторванным ухом, кивнул Семен бритой головой, – а Рыжий ему возьми, да и ответь: а я нахожу, что здесь не так уж и плохо, чтобы провести здесь весь остаток ваших дней! – и так нагло улыбается в лицо своему лечащему врачу.

      Павлихин докурил сигарету молча, потянулся к пачке за новой, но передумал и посмотрел мне в глаза.

      – Васильевич рассмеялся и сказал: может я и доработаю здесь всю оставшуюся жизнь, но я-то волен уйти отсюда, когда мне заблагорассудится. И Рыжий тоже засмеялся и ответил, что если так, то пусть попробует прямо сейчас взять и уйти.

      Семен замолчал, вытаскивая из пачки новую сигарету и исподлобья посматривая на меня. Он нарочно растягивал время, чиркая зажигалкой и наблюдал за моей реакцией. Наконец я не выдержал и спросил, – ну и что же произошло?

      – Уйти-то он попробовал, – улыбнулся Павлихин, – только черта-с два он ушел.

      – Это как? – я попытался представить в уме подобную ситуацию, но несильно в этом преуспел. – Он не смог со стула подняться? – я спросил первое, что пришло мне на ум.

      – Да все он смог, – в голосе бывшего санитара появилась враждебность, – поднялся со стула и сказал: не вижу смысла беседовать с вами дальше, я ухожу, а вы оставайтесь тут! Повернулся и ушел. А Рыжий смотрел на него и давился от смеха. Михаил Васильевич дошел до дверей, выходящих в общий коридор, позвенел ключами,