Худший в мире актёр. Ильф Садыков

рядом с этим человеком. Тот неподвижно сидел на матрасе и улыбался, как маньяк из триллера. Похоже, старик ещё не понял, что круто проболтался. Джек по-черепашьи втянул шею в плечи и задышал сдержаннее. Естественное право человека – право дышать – Джек ущемлял сам, поднося источнику страха, Иосифу, самого себя в виде жертвы на блюде. Он даже боялся моргнуть. Старик был непонятным и непредсказуемым. Джек боялся его, как барашек – судного дня. Казалось бы – пошли его к чёрту, и все дела. Чего его слушать и вымучивать к нему уважение? Но какая-то тошнотворная робость подавляла Джека. И Джек не мог справиться с этим чувством. Оно ему не нравилось.

2

      По коридору, справа, бродил помидорообразный охранник с большими усами. Шаркал ногами без цели, но зато целеустремлённо чавкал. В животе у него урчало. Все звуки подчёркивались эхом.

      Иосиф сильно устал физически, но был опьянённым и счастливым от эпически завершённого дела. В его счастье мелькала примесь удовлетворённой мести. Доволен как чёрт, будто прошёл Сахару и весь такой счастливый, полный жизненной силы, сидит и улыбается. Он по-прежнему оставался сухим. Немного заострённые уши и вытянутые затылок с подбородком. Демону не хватало рогов. Плутоватые глаза рентгеном сканировали Джека. Иосиф не сразу понял, что проболтался. Неуёмная страсть к самохвальству подвела его. Теперь Джек может спасти артистов, если охранник переварит сложность этой мысли.

      Молчание. Джек что-то думает и смотрит по сторонам через решётку. Дыхание гуляет по стенам. Даже мысли эхом отражаются от них – они увеличивают их громкость и делают более явными. До Иосифа дошло, что он проговорился. И на секунду в его груди шевельнулся осколок досады.

      Он растворил горечь досады несколькими нервными глотками воздуха. Потом кое-что понял. Гениальный человек гениален во всём. Иосифа озарило, что ему на руку то, что он рассказал об этом Джеку. Это боги поведали его ртом свою тайну. В этом пик эстетики, и это просто шедевр. Есть возможность поиздеваться над парнем и испытать его. Вряд ли он осмелится рассказать. Да и кто ему поверит? А если он не расскажет, что вероятнее всего, тогда станет соучастником убийства из-за бездействия. Каково будет совести Джека после такой безучастности. Иосиф обожал такие моменты – наблюдать, как люди выбирают между честью и трусостью. Для него это просто деликатес. Как же радовался Иосиф этой ниспосланной свыше болтливости!

      Свет, снова замигав, захлестал по глазам. Больно смотреть такими глазами. Два идиота за решёткой. Один – социопат, другой – поддаётся и становится его жертвой, кормом для машины социопатии. Джек решил позвать полицейского.

      Иосиф заподозрил:

      – Ты думаешь, что их нужно спасти. Хочешь позвать охранника и всё ему рассказать?

      – Я такого не говорил.

      – Но подумал?

      – А кто бы не подумал? – Джек с надеждой посмотрел туда, откуда доносились звуки шагов охранника. Он колебался. С этим стариком игры плохи: его месть незаметная, но меткая.

      – Ты сейчас же передумаешь делать это, – Иосиф