Крайняя необходимость. Фридрих Незнанский

– он ведь его сегодня даже не видел. Меркулов? Пожалуй... пожалуй, Меркулов. Костя о чем-то хотел с ним поговорить, но отложил этот разговор, а значит, срочности большой тут не было. Но кто знает? Константин Дмитриевич вообще человек несуетный, и его внешние движения ничего выдать не могут – сколько раз Турецкий видел его в кризисных ситуациях и всегда завидовал меркуловскому хладнокровию.

      Гордеев же между тем с аппетитом, достойным всяческого подражания, поглощал обед, и похоже было, что на заказанном он не остановится. Выговорившись в здании на Большой Дмитровке, он снял с себя некоторое нервное напряжение и наконец расслабился. Кроме того, в компании Турецкого он чувствовал себя как никогда комфортно, и, несмотря на то что для порядка побрюзжал, почему-то предчувствовал, что дело, которое уготовили ему Грязнов с Турецким, будет небезынтересным.

      Турецкий закурил уже бог знает какую по счету сигарету (черт бы побрал Славку, накаркал-таки насчет слабых сигарет) и заметил, что Гордеев, расправившись с обедом, что-то еще сказал официанту, возможно, относительно десерта.

      – С удовольствием бы сейчас пропустил сто грамм, – вздохнул Александр Борисович. – Не корысти ради, а поднятия аппетита для.

      – Так за чем же дело стало? – удивился Гордеев.

      – Я, между прочим, на работе.

      – Ты – на работе, я – за рулем, – кивнул адвокат. – Все при исполнении. Но мы же друг друга никому не сдадим, верно, Александр Борисович? А через полчаса все улетучится. А раньше мы отсюда и не выйдем. Так что я думаю... я думаю, мы заслужили.

      – Ты считаешь? – заколебался Турецкий. – Полагаешь, значит, может государственный чиновник позволить себе маленькую человеческую слабость?

      – Уверен, – сказал Гордеев и кивнул официанту, который только того и ждал и исчез, чтобы вернуться с двумя рюмками, которые для особых клиентов, пустые и чистые, стояли наготове в... морозильной камере, – так что «Русский стандарт», который в них был разлит, даже как-то сразу загустел. Вот, значит, о чем они перешептывались.

      – За твоего клиента, – сказал Турецкий.

      – Ну его к черту, – возразил Гордеев. – За мою сотовую компанию.

      – Пошла она подальше, – не согласился Турецкий. – За мой отдых.

      – Ты еще никуда не уезжаешь, – напомнил адвокат. – Лучше за мой бизнес.

      – Он и так процветает, – отразил атаку Турецкий.

      – Тогда за что? – спросил адвокат.

      – Да, за что тогда? – задумчиво повторил помощник генерального прокурора.

      – Нагревается, – напомнил Гордеев.

      – Тогда – молча, – вздохнул Турецкий. – За наше здоровье. За наших близких. За юриспруденцию. За Фемиду, мать ее!

      – Ничего себе «молча», – оценил Гордеев уже после того, как опрокинул рюмку.

      Турецкий прислушался к своим ощущениям и нашел, что теперь, пожалуй, стоит немного поесть.

      – Итак, – сказал он через несколько минут.

      – Итак?

      – Я могу п