Клуб смертельных развлечений. Фридрих Незнанский

адвоката, который верит в прецеденты. Такой юрист свято убежден, что как в литературе все сюжеты давным-давно использованы, так и в юриспруденции все преступления уже однажды совершены, и теперь безмозглые преступники просто движутся по хорошо заасфальтированному шоссе. Обычно в нестандартной ситуации, то есть когда у него нет готового решения, такой адвокат бежит в свою библиотеку, зарывается там, как крот, и в конце концов появляется на свет божий с каким-нибудь подобным делом, которое уже рассматривалось в суде лет двадцать назад. Пожалуй, если ему случится столкнуться с чем-нибудь действительно новым, то он, наверно, грохнется в обморок.

      Но не таков был Гордеев, даром что карьеру свою он начинал, так сказать, по другую сторону барьера – в Генеральной прокуратуре. Кстати, о Генеральной прокуратуре. Черт бы ее побрал!

      Гордеев притормозил, показал на КПП пропуск и припарковался на служебной стоянке СИЗО Лефортово. Захватил кожаный портфель с заднего сиденья и пошел в тюрьму. Да, вот именно, зло подумал Гордеев, я пошел в тюрьму. А как еще об этом скажешь? И хотя по роду профессиональной деятельности бывать здесь приходилось не раз и не два, сегодняшнее посещение следственного изолятора вызывало особые, смешанные чувства. Точнее, человек, который их вызывал... Точнее... Тьфу ты! Он перестал наконец копаться в себе, пройдя три раза на разных этажах проверку документов и оказавшись в маленьком кабинете со столом, двумя стульями и зарешеченным окном.

      Сейчас Гордееву предстояло защищать своего давнего знакомого, чтобы не сказать больше – наставника и учителя, Александра Борисовича Турецкого. И никакие прецеденты тут не проходили. Кстати, декадный служебный пропуск, который адвокат только что продемонстрировал на КПП, ему выбил как раз Турецкий. Такая вот ирония.

      Гордеев ждал недолго: Турецкого привели спустя минуты четыре. Вид у него оказался довольно независимый (из кармана пиджака торчала газета), у немолодого охранника – напротив, довольно смущенный, видно, знал, с кем имеет дело. Впрочем, как только охранник вышел, заперев за собой дверь, физиономия Турецкого приняла другое выражение, точнее, там была целая гамма: смущение, досада, раздражение, нетерпение и еще бог знает что. Они молча пожали друг другу руки, после чего Турецкий широким жестом хозяина предложил садиться.

      – Что скажешь, Юра?

      – А что тут говорить? – хмуро сказал Гордеев. – Жизнь коротка, как минет на Тверской.

      – Жестко, – отметил Турецкий. – И боюсь, что очень точно.

      – Это не я придумал, это «Свинцовый туман».

      – Еще жестче, – не то одобрил, не то осудил Турецкий. Он бросил косой взгляд в зарешеченное окно. На улице действительно не видно ни зги.

      – Да нет же, Александр Борисович, – с досадой объяснил адвокат. – «Свинцовый туман» – это рок-группа такая, и это они спели: жизнь коротка, как... это самое на Тверской.

      – А, – без особого интереса сказал Турецкий. – Ну и фиг с ними. Лучше скажи, как мои-то дела? Как говорит Славка Грязнов,