Ты (не) моя мама. Татьяна Адриевская

о ней, как о родной, и относилась так же – с большой любовью. Любовью, которой Алёна была лишена когда-то. Мною.

      Самое ужасное, о страшной болезни своей приёмной матери она ничего не знала. И это казалось мне самой большой ошибкой Надежды. Мне было обидно за дочь до скрежета зубов, но вмешиваться не смела.

      Наше сближение с Алёной произошло неосознанно. По крайней мере, для неё. Каждый раз, когда мы виделись, я жадно слушала каждое её слово, представляла истории из её жизни так, словно проживала их вместе с ней. Она никогда не говорила о своей прошлой жизни, лишь о прекрасных счастливых моментах, которые ей подарила Надежда.

      Насколько же несправедливой бывает жизнь. Когда я писала отказ от собственной дочери, я мечтала умереть на месте, а в итоге умерла та, кто дал ей новую жизнь и семью. И теперь глядя в тёмно-зелёные глаза её брата – Владислава Ярчинского, я молила лишь об одном – оставить мне возможность видеться с Алёной.

      – Что вы несёте? – глухо спросил Ярчинский, чуть ослабив галстук. – Вы в своём уме?

      Мне понятна его реакция. О том, что Алёна для семьи Ярчинских не родная, знали единицы. И теперь этот мужчина гадал, откуда я могла выведать эту информацию. Всё просто – я была родной матерью его приёмной племянницы.

      – В своём, – подтвердила тихо. – Я знаю, что Алёна была удочерена Надеждой в возрасте пяти лет…

      – Я не знаю, каким образом вы узнали эту информацию, но в одном я точно уверен – если бы вы посмели сказать подобное моей сестре, она бы вас на пушечный выстрел не подпустила к Алёне.

      – Ваша сестра знала… – выдохнула я.

      – Что?!

      – На протяжении последних трёх месяцев Надежда знала, что я – настоящая мать её дочери…

      Владислав шумно втянул ноздрями воздух, словно взбешённый жеребец, и грозно пророкотал:

      – Убирайтесь вон из моего кабинета.

      – Владислав, послушайте…

      – Я сказал вон! – выдал он ещё громче, заставив меня вздрогнуть.

      Вцепилась в сумочку, борясь за остатки самообладания. Глаза невольно наполнились слезами, и я резко отвернулась, зажимая рот рукой. Я ошиблась, решив, что после моего признания, Ярчинский выслушает меня. Но и показывать своё моральное состояние я не хотела. Расправив плечи, быстрым шагом направилась к двери.

      – Наталья! – окликнул меня Владислав у самого выхода.

      Я замерла, почувствовав внутри себя, где-то глубоко-глубоко, крохотный, едва уловимый лучик надежды. Повернулась к Ярчинскому, столкнувшись с холодной вязкой трясиной его ледяных глаз.

      – Что бы вы себе не воображали, как бы себя не убеждали, у моей племянницы была только одна настоящая мать – это моя сестра, – проговорил он, рассыпая по воздуху звенящие льдинки.

      Возразить мне было нечем. Молча шагнув в коридор, я закрыла дверь и согнулась пополам от боли. Ведь он во всём прав… Я ничтожная мать.

      Глава 2

      Владислав.

      В голове полный бардак.