Собрание сочинений. Том 1. Николай Каптерев

[196]. Как тяжело было разным гречанам переносить на себе все требования московского благочестия, это видно из следующего свидетельства того же Павла Алеппского. «Друзья наши, – говорит Павел, – хорошо знакомые со здешними обычаями, наперед предупреждали [С. 157] нас: кому, говорили они, хочется сократить свою жизнь на 5 или на 10, например, лет, тот пусть едет в страну Московскую и хоть по виду сделается человеком благочестивым, соблюдая постоянно пост, молитву, дневные чтения, обычай вставать в полночь на молитву и воздерживаясь при этом от всякого проявления радости и веселья и от громкого смеха и тихой улыбки, равно как и от употребления табаку и опиума, потому что московитяне, говорили они, строго следят за епископами, игуменами и за всеми, кто живет в монастыре, следят за ними днем и ночью, подсматривая в дверные щели». С каким чувством гречане оставляли Москву, это видно опять из слов Павла Алеппского, который говорит, что когда они прибыли в Киев, то «чувствовали себя как дома, потому что обитатели этой страны так же любезны и радушны, как земляки, между тем как в продолжение нашего двухлетнего пребывания в Москве как бы замок висел на наших сердцах и мысль наша была стеснена до крайности, ибо в Московской земле никто не может чувствовать себя спокойно и весело, кроме разве туземцев, и всякий из нас, сделайся он обладателем всей их страны, все-таки продолжал бы тосковать и не был бы счастлив»[197].

      Но не одна только строгая и суровая московская жизнь производила на выходцев тяжелое, гнетущее впечатление, делала для них пребывание в Москве крайне стеснительным и трудным, но и некоторые другие обстоятельства. Русские после падения Константинополя породнились с греками в некоторых церковных обрядах и чинах и отнесли эту разность на счет потери греками истинного благочестия, которое в его полном и высшем виде сохранилось только у одних русских, почему на них и лежит теперь обязанность не допускать в нем ни малейших перемен. Но, по мнению русских, допущение греков в свою среду, дозволение им переселяться в Москву [С. 158] и жить тут могли грозить серьезною опасностью чистоте русского Православия: вместе с греками на Русь могли проникнуть и разные греческие новшества, способные замутить русское благочестие. Если для русских священна обязанность давать приют и убежище гонимым на Востоке братьям по вере, то уже никак не менее священна для них и другая обязанность: не допускать никаких перемен и изменений в своей вере и в своем благочестии. Русские не согласились признать Иеремию Московским патриархом единственно потому, что опасались, как бы с патриархом-греком не перешли на Русь и греческие религиозные особенности. Эта опасность, естественно, всегда угрожала русским и после Иеремии, когда приезды с Востока различных просителей милостыни становились все более частыми и особенно когда некоторые из них оставались в Москве на вечное житье. Какие-либо меры против возможности вторжения в русскую среду греческих

197

Труды Киевской Духовной Академии 1876 г., апрель, июль, август, декабрь – статья Оболенского: «Московское государство при царе Алексее Михайловиче и патриархе Никоне по запискам архидиакона Павла Алеппского».