Бела Луна. Дарко Шекуткоски

лизали ее тело…

      Когда ужас достиг пика, она каким-то неимоверным усилием воли вырвалась из этого страшного сна. Проснулась… Кто-то барабанил в дверь дома.

      Анжела вскочила с кровати. Сердце бешено стучало в груди.

      На ней не было ничего, кроме ночной рубашки, и она распахнула шкаф, судорожно разыскивая домашнее платье. Кто-то еще сильнее заколотил по двери, повторяя ее имя.

      Накинув что-то на себя, она открыла дверь. На пороге стоял ее отец Паоло. Угрюмый и, конечно, пьяный: он покачивался, распространяя вокруг себя винный перегар.

      – Почему я должен ломиться в собственный дом? Какого черта вы закрыли двери? –почти кричал отец.

      – Прости, папа! Я заснула, а Франко нет дома, и…

      – И что, боишься темноты? Боишься, что украдут тебя? – продолжал Паоло, уже ввалившись в дом.

      Анжела не стала оправдываться перед отцом, благоразумно воздержавшись от любых слов и придерживая его, едва стоящего на ногах. Тот оттолкнул ее:

      – Разыгрываешь жалость? Думаешь, я совсем дурак, не вижу ничего?!

      – Хочешь ужинать, папа? – спросила Анжела тихо, но отчетливо.

      – Да, хочу! Давай! – Он уселся за стол. Производя эту нехитрую операцию, он, неловко зацепившись за угол, свалил на пол стеклянную кружку. Кружка не разбилась, и это отчего-то разъярило его. Ударив кулаком по столу, Паоло вдруг заорал:

      – Всех вас перебью, мать вашу!..

      Анжела прикрыла глаза и коротко помолилась:

      – Дай Бог, чтобы это поскорее закончилось!

      Она поставила перед отцом пустую тарелку и водрузила на плиту кастрюльку с супом – подогреть. Быстро порезала на ломти огромный, из ближней пекарни, каравай хлеба. Однако отец нетерпеливо повернулся к плите и неловко схватил кастрюлю, которая вывалилась у него из рук. Ее содержимое оказалось на полу.

      – Ох, что ты натворил!! – неосмотрительно проговорила девушка.

      В тот же момент фарфоровая тарелка, посланная рукой Паоло, полетела в сторону Анжелы. Она успела подставить руку, защищая голову, но получила сильный удар краем тарелки по предплечью и вскрикнула от боли. Отец далеко не первый раз приходил пьяным, и без эксцессов не обходилось, но физическую боль он причинил ей впервые.

      – Чего притворяешься? Ничего с тобой не случилось! – прохрипел Паоло, поднимаясь из-за стола и направляясь в свою комнату.

      Анжела опустилась на колени, обхватив ладонью ушибленную руку. Слезы градом катились по лицу. Она плакала от боли: от боли в руке – и от боли в груди, в самой глубине души, в той точке, где встречаются печаль и радость, где надежда уступает место безнадежности.

      – Мерзавец! – крикнула она отцу, точнее, в сторону двери его комнаты.

      Пока она наводила порядок, из соседней комнаты уже доносился храп.

      Она подошла к стене с фотографией, где были изображены отец и мать в день венчания. Отец тогда (а прошло уже четверть века) был молодцеват, без единой морщинки на лице, можно даже сказать, красив, и держался горделиво. Выглядел он серьезным,