Реинкарнация: Последний из рода Тьмы. Дмитрий Лим

М? Всех в округе перерезать, пока ты достаёшь этот чертов мешок?

      Ей не ответили.

      Мешок, про который они говорили, был самым обычным мешком для монет, с нарисованной на нем руной.

      Люси аккуратно уложила мальчугана, которого держала за грудки, на водную гладь, и как ни странно, его тело не опустилось на дно. Но это уже другая история. Рыцарь, будто бы вода была ровным полом, быстрым шагом приблизился к телу, опустился на одно колено и протянул мешок над грудью мальца.

      – Давай… – громко сказал он.

      Алхимик выдернула из головы мальчишки кинжал, и с размаха опустила оружие в его грудь, распарывая одежду и кожу.

      «Что за жесть…?».

      Я с открытым ртом наблюдал за этой картиной. Это было жестоко, грязно, неприятно. Меня не вывернуло, слава богу, хотя металлический запах крови стоял знатный, а хруст грудной клетки –ранил мой тонкий, музыкальный вкус.

      Женщина что-то долго и упорно выискивала руками в вспоротой грудной клетке, что-то недовольно проговаривала, пока я не увидел свечение.

      Что-то сияло в груди мертвого юноши и чем ярче оно становилось, тем радостнее было?

      Свечение, которое медленно поднималось вместе с окровавленной рукой алхимика, своим светом заставляло трепетать душу. Эта эмоция… Ту, что зародилась в моей душе, невозможно было описать, я никогда раньше подобного не испытывал. Это было прекрасное, теплое чувство, словно бог действительно есть, и, вот, ты, видишь его перед собой.

      Это был камень. Аминь.

      Теперь, я действительно уверен в словах деда. Магия! Магия в ее руке! Он будто живой, он пульсирует словно бьется сердце, я так хочу его…

      Странное ощущение желание чего-то, а в данный момент этого самого камня маны или как сказал воин в черных доспехах: «Винчи», вывело меня из теплых эмоций. И картина, которая предстала перед моими глазами, вызвала лишь немой ужас и отвращение.

      Здесь нет ничего прекрасного. Нет ничего радостного или животворящего.

      Женщина, с грязными волосами и мраморно-белым лицом, в кожаном бюстгальтере, который открывает вид на изувеченную шрамами грудь, роется и достает светящийся предмет из разорванного тела молодого пацана. Что здесь прекрасного? Ничего! Это мерзко! Это – убийство!

      С ладоней капает темная кровь, а пальцы сжимают камень так крепко, словно он может выскользнуть и исчезнуть.

      В принципе, что камушек то и сделал.

      Все происходило в сопровождении четырех вспышек, цветовой гаммы природных стихий. И все. И больше ничего не было.

      Ее рука была пуста, лицо было растерянным, а затем, она закричала.

      Это был крик отчаяния и боли, то, к чему она стремилась, и то, ради чего она пошла на страшнейшее на континенте преступление, просто исчезло.

      Но, это они так увидели.

      Я видел другое.

      Черная дымка обволокла ее руку, и время остановилось. Звук, который был похож на знакомый писк телевизора, появился из неоткуда и начал рвать мои барабанные перепонки, заставляя болеть не только голову, а все тело.

      Дымка разрасталась до тех пор, пока не