Даже если всему придет конец. Йенс Лильестранд

в комбинезоне и кепке с логотипом, без респиратора, он стоит и курит сигарету как ни в чем не бывало, бормочет что-то в рацию; когда я притормаживаю рядом с ним, он вскидывает на меня усталый недовольный взгляд и жестом указывает на пылающий на горизонте лес.

      – Еще кого-нибудь видели? – перекрикивает он шум наших двигателей, в ответ я мотаю головой.

      – Вы не видели женщину? – задаю я вопрос. – Блондинку? С младенцем?

      Но он меня не слышит и возвращается к разговору по рации. В автобусе кучка людей, мне слышен лай собаки, детский плач, я снова ору «КАРОЛА», но тот ребенок старше Бекки, Бекка не умеет разговаривать, а эта девочка раз за разом зовет папу. Мужчина в возрасте, ему, наверное, около шестидесяти, встает в дверном проеме, седые волосы, а лицо черно от сажи, белое кольцо вокруг рта, где была маска, к груди прижат ноутбук, в руке пакет из «Систембулагета»[17], он кричит:

      – Не видал черного пса? Бернский зенненхунд. – Я отрицательно качаю головой, но он снова повторяет: – Черного пса? Бернского зенненхунда?

      В окне показывается кричащий ребенок, полная рыжеволосая девочка в футболке с радугой и единорогом, лицо – розовый комок крика и плача, она вопит мне «папа», а я просто таращусь на нее в ответ.

      – Женщина, блондинка? – повторяю я. – С младенцем? И девочкой-подростком?

      Парень в кепке пожимает плечами:

      – Мы не можем за всеми уследить. У нас тут было два автобуса, один уехал полчаса назад.

      – Но вы же должны знать, кого возите? – Я тычу в рацию в руке у парня: – С кем вы там разговариваете? Можете спросить, вдруг они знают?

      Он делает отрицательное движение головой с важным видом мальчишки, которого назначили богом:

      – Руководство сейчас занимается эвакуацией в Му́ре. Хотят, чтобы я ехал на север.

      Пожилой мужчина так и стоит в дверях, напряженно вслушиваясь в наш разговор.

      – А в Эстбьёрке искал? – услужливо интересуется он.

      – Мы там были сегодня, – шиплю я в ответ. – Там ни рожи не осталось.

      – А собаку видели? – нетерпеливо продолжает он. – Черную, бернского зенненхунда?

      – Речь о моей жене, – говорю я, испытывая неприязнь к собственному голосу. – О моей жене и двух дочерях. Нашего сына забрали другие люди, чтобы подкинуть до Реттвика.

      – Ну и ладненько, значит, повезло вам, – кивает парень в кепке, чуть обрадовавшись. – Я через семь минут в Реттвик выдвигаюсь.

      – У нас грудной младенец, – монотонно продолжаю я. – Трехмесячная девочка. Она сейчас где-то здесь.

      – А может, уже и в Реттвике, – вздыхает парень в ответ и аккуратно гасит сигарету о гравий. – Народ туда как только не добирается. Я сегодня утром видел, как один чувак вез кучу народа на моторке, короче, он своих-то детей в машине вез, а моторная лодка у него на прицепе, и в ней семьи три сидело, полный дурдом, в общем.

      – У меня телефон разрядился. Вы должны поднять тревогу. Вертолеты. Хоть что-то сделайте.

      – Мы не можем за всеми уследить, –

17

Сеть винно-водочных магазинов в Швеции, которая владеет монополией на продажу алкоголя в стране.