Вода в решете. Апокриф колдуньи. Анна Бжезинская

создали путем совокупления, и самого патриарха тоже. Нет, не заставляйте меня молчать, я знаю свое и не забуду, пусть даже вы зашьете мне губы и вырвете язык. Каждый ребенок скажет вам, что вам следовало бы вместо еретиков сжечь патриарха, потому что он забирает десятину у паствы, чтобы отливать статуи из золота, а не раздавать подаяние бедным. Мой брат Сальво, ловкий и безупречный в словах, быстро бы уговорил вас сделать это, как в ту ночь, много лет назад, он убедил нас, что нам по силам выследить дракона.

      Признаюсь также перед досточтимым трибуналом, что дорогу выбрал для нас старший из моих братьев, Вироне, который уже тогда успел исходить вдоль и поперек холмы вокруг Интестини с их ручьями, ямами в корнях поваленных пиний, буреломом, скалами, источниками, звериными логовами и водопоями. Так и было, синьор, и вы, мои обвинители, скрывающие лица под капюшонами и боящиеся проронить хоть слово, дабы я не узнала ваших голосов и не наложила на вас проклятия – проклятия старой женщины, под взглядом которой мутнеют зеркала, а грудные дети заходятся смертным плачем. Нет, не отступайте от испуга, я только насмехаюсь над вами. У меня нет силы творить зло, во всяком случае, не больше, чем у любого другого человека, в чем вы должны убедиться, уже прожив добрую минуту на свете.

      Уверяю вас, досточтимый синьор, что вы ошибаетесь, обвиняя меня во всем, что произошло, поскольку я всегда была только сестрой своих братьев, в чем признаюсь не из ложной скромности и не из страха перед казнью, хотя, клянусь всеми святыми – святым Калогером, что познал огонь, и святой Фортунатой, что обнаружила в горах дракона и привела его на веревке под нож мясника, – я желала бы, чтобы было по-другому, я хотела бы значить больше, но всегда была скудна умом и робка сердцем. Сердце едва не выпрыгнуло у меня из груди в ту ночь, когда Вироне вел нас через чащу и мрак. Мы пробирались сквозь колючие ветви все выше, хихикая, чтоб взбодрить друг друга и придать смелости. В воздухе кружили сладковатые запахи, и Вироне – а он уже тогда мог безошибочно распознать больного ягненка и травами вернуть ему здоровье, поэтому старшие пастухи нанимали его, чтобы он находил для них потерявшихся животных, и никогда, пусть даже ему приходилось идти три дня без устали, не возвращался он без заблудшей овцы – так вот, мой брат Вироне сказал, что запах приведет нас к дракону, и не ошибся.

      Ответствую далее, что мы поднялись очень высоко по склону. Все огни погасли у нас за спиной, и луна в ту ночь светила не во всю силу, и мы, конечно, пропустили бы дракона, если бы он не пошевелился над нами на тропинке, протоптанной зверьем, ходившим утолять жажду вниз к ручью. Уже в те времена там водились волки, и пастухи жаловались, что похищали они только самых дородных овец, приносивших белоснежных ягнят и дававших больше всего шерсти. Но почему-то нам тогда не пришло в голову, что мы поднимаемся по волчьей тропе, и мы ничуть не боялись до того момента, пока над нами на ветке не шевельнулся дракон. Как я и сказала, если бы он не дрогнул, мы бы прошли мимо