На берегу Божией реки. Записки православного. Сергей Нилус

на этом кладбище в ожидании последней трубы архангельской.

      За великое счастье, за честь безмерную считаем и мы, оптинские гости, такое для нас благодатное соседство. Придет время, пробьет смертный час, и, если изволит Господь, пойдешь стучаться во врата небесного чертога, уготованного оптинской праведности…

      – Кто там? – спросит небесный привратник.

      – Ваш, – ответит душа моя, – около вас на земле жил я, питаясь от крох, падавших со стола господ моих.

      Неужели ж не признают меня тогда за своего оптинские небожители?..

      4 марта

      «Спиритуалист-догматик».

      Не успел я напиться чаю, как прислуга мне доложила:

      – Вас какой-то господин спрашивает.

      – Какой господин?

      – Не знаю. Он сказывает, что его к вам прислал отец Анатолий. Он желает лично вас видеть.

      – Где он?

      – На кухне.

      О. Анатолий, иеромонах нашей Пустыни, был последние годы жизни старца о. Амвросия его келейником. Теперь он старчествует сам как один из духовников обители и, по вере народной, как законный и естественный преемник старческой благодати почившего великого оптинского старца.

      Очень не хотелось мне принимать этого незнакомого господина, но упоминание имени о. Анатолия заставило меня пойти к нему и узнать, чем я могу быть ему полезным.

      Я вышел в кухню. У притолоки входной двери в кухню, смотрю, стоит какой-то средних лет человек. Одет по-городскому, довольно прилично, хотя и не совсем опрятно: крахмальный стоячий воротник более чем сомнительной свежести; яркий цветной галстук грязноватый, но не без претензии на щеголеватость; довольно поношенное пальто; в руках шапка под барашек… Лицо как будто нерусское; худощавый, скорее худой; под нижней губой тощая рыжеватенькая бороденка с полубачками на щеках; глазки небольшие, востренькие, беспокойные – так и бегают во все стороны, избегая взгляда собеседника. Общий вид «господина» – не то лакея, не то разъездного приказчика, что на еврейско-русском жаргоне кличут теперь «вояжерами».

      – Что вам угодно? – спрашиваю.

      – Меня к вам прислал о. Анатолий. Не можете ли вы мне помочь в одном деле?

      Я подумал было – проситель пособия на выезд из Оптиной. Потянулся в карман за кошельком. Он заметил мое движение…

      – Нет-с, не то-с: я в деньгах нужды не имею-с, – заявил мне незнакомец, – я нуждаюсь в вашей помощи совсем для другого.

      – Для чего же именно?

      Он оглянулся на народ в кухне, как бы стесняясь при нем говорить, а затем, как в воду кинулся, выпалил в упор всей компании:

      – Мне житья нет от бесов! Я даже отшатнулся: не сумасшедший ли?..

      – Вы не извольте сомневаться, – успокоил он меня, – я в здравом уме-с и в твердой памяти и истинную правду вам говорю-с. Вот теперь я живу в Белеве, а полиция приказывает выезжать. Приходится выезжать; а куда выезжать? В Козельск? Но и из Козельска меня полиция выпроводит, если вы мне не изволите оказать просвещенного покровительства-с.

      – Позвольте, – возразил