Ключи заветные от радости. Василий Никифоров-Волгин

озорство почище и злее, вызывавшее скандалы на всю окраину. Кривой кузнец Михайло дико ревновал свою некрасивую и пугливую жену. Сидит Михайло в пивной. Звякая шпорами, подходит к нему Агапка и шепчет:

      – Дядя Михайло! У твоей жены дядя Сеня сидит, и оба чай пьют!

      Обожженный ревностью, Михайло срывается с места и прибегает домой.

      – Изменщица! – рычит он, надвигаясь на жену с кулаками. – Где Сенька?

      Та клянется и крестится – ничего не ведает. Ошалевший Михайло стучится к Сеньке – молодому сапожному подмастерью. Выходит Сенька. Вздымается ругань, а за нею драка. На двор собираются люди. В драку втирается городовой и составляет протокол. После горячего препирательства и махания кулаками выясняется, что Сенька ни при чем.

      – Я не антиресуюсь вашей супругой, – говорит он, – немыслимое это дело, так как она похожа на кислый огурец и вообще кривоногая и карзубая…

      От этих выражений кузнец опять наливается злобой:

      – Моя жена огурец? Моя жена карзубая? Хочешь, я тебе блямбу дам? Ра-аз! У-у-х!

      И опять начинается драка. Расстрига Даниил когда напивался, то настойчиво и зло искал черта, расспрашивая про него прохожих.

      – Мне бы только найти, – гудел он, пробираясь вдоль заборов, – я бы в студень его превратил и освободил бы мир от греха, проклятия и смерти!

      К Даниилу мягким шаром подкатывался Филиппка и приставал к нему тягучей патокой:

      – Дядюшка дьякон, ты кого ищешь?

      – Черта, брат ситный, черта, который весь мир мутит! – в отчаянности вопиял дьякон. – Не видал ли ты его, ангельская душенька?

      – Видал! Он невдалеча здесь… Пойдем со мною, дядюшка дьякон… Я покажу тебе!

      Филиппка подводил Даниила к дому ростовщика Максима Зверева.

      – Он тута… в подвальчике… – потаенным шепотом объяснял Филиппка.

      Даниил выпрямлялся, засучивал рукава гологузой куртки и крестился, входя в темное логовище ростовщика:

      – Ну, Господи, благослови! Да воскреснет Бог и расточатся врази Его!

      Через несколько минут в доме ростовщика поднимался такой звериный вопль, что вся окраина остро и сладко вздрагивала, густо собираясь в толпу.

      Из подвального помещения вылетал похожий на моль низенький старичишка с перекошенным от ужаса мохнатым личиком, а за ним поспешал Даниил.

      – Держите Вельзевула! – грохотал он исступленной медью страшенного своего баса. – Освобождайте мир от дьявола! Уготовляйте себе Царство Небесное!

      Пыльный и душный воздух окраины раздирался острым свистком городового, и все становились веселыми и как бы пьяными.

      За такие проделки не раз гулял по спинам Агапки и Филиппки горячий отцовский ремень, да и от других влетало по загривку.

      Однажды случилось событие. На Филиппку и Агапку пришла напасть, от которой не только они, но и вся окраина стала тихой…

      Пришла в образе девятилетней Нади, дочери старого актера Зорина, недавно поселившегося на окраине и на том же дворе, где проживали озорные