Целитель-10. Валерий Петрович Большаков

голоса доносились оттуда же. Порой наплывали запахи съестного, слегка возбуждая желудочно-кишечный тракт, но шлейф горелого и кислого перебивал всякий аппетит.

      Я замер. Глухая скороговорка – и окурок ударился о каменные плиты, роняя оранжевые искры. Мимо камер засновала иная тень.

      Шаркнул ботинок. Сдержанное дыхание послышалось совсем рядом, даже мурашки пошли по спине.

      – Миха… – опал шепот.

      Упруго встав, я шагнул к решетке.

      – Привет, Томаш.

      – Привет. Я тут… В общем, я не с группой Малютки Гжеся. У меня свое задание. Гжегож ждет важного гада – и я тоже…

      – Понимаю, – мой кивок был невидим. – Гжегож… Здоровый такой, толстый?

      – Он. Я, когда в Польшу вернулся… Тут только с виду всё спокойно. «Зомовцы» разогнали «Свободные профсоюзы Побережья», похватали многих из «Комитета социальной обороны», так уцелевшие спелись! Кто в подполье сейчас, а кто в боевых мобильных группах. Нападают на ваших, а сами стреляют в своих, чтоб визжать потом о «зверствах советских оккупантов»!

      – А кого ждут?

      – Яна Рулевского, он сейчас заместо Леха Валенсы… Тс-с! – Платек затих, вслушиваясь, и быстро договорил: – Всё, надо идти. Да, забыл сказать – второй прут с краю вынимается…

      Оттолкнувшись от решетки, Томаш будто растворился в черноте. Гортанный окрик… Сердитый говор…

      И по коридору затопал Яцек. Пакостливо ухмыляясь, он светил в глаза «зэкам».

      – Слышь, ты? – гулко разнесся голос Вайткуса. – Ты еттот фонарь в дупу себе засунь!

      Дрыщ явственно хихикнул. Свет погас, зато ствол «калаша» прошелся по решетке, выбивая дребезжащий звон.

      – Не шпи, швыни!

      Желтый луч фонарика тускло мигнул, мотнувшись по ступеням, и Яцек поднялся наверх. Я выждал минут пять.

      Спасибо дрыщу, хоть осветил темницу. В углу валялась куча тряпья и дырявое одеяло с разводами плесени. Соорудить инсталляцию «Спящий узник» было минутным делом.

      Повертев, пошатав второй с краю холодный стержень, сыпанувший чешуйками ржавчины, я вытянул его из скважины, пробуренной в полу, и протиснулся по ту сторону решетки.

      Звякнул, неслышно отпустив матерок, и бережно вернул на место увесистый штырь.

      «Типа, свободен…»

      Я понимал, что действую наобум, но смирно сидеть, когда есть возможность хотя бы мнимой воли… Не утерпел.

      Крадучись, свернул за угол. Коридор расширялся, выходя к тупичку – через широкий пролом в стене слышалось журчание воды. Видел я смутно – закуток освещался огнем крошечного очага, обложенного битым средневековым кирпичом. Хворост догорал, и ладони сами потянулись к слабому теплу.

      – Это ты, Стась? – буркнул Збышек, шаркнув за моей спиной.

      Мгновенный испуг сработал как взрыватель. Развернувшись, я ударил боевика в горло, сложив пальцы в «они кен» – и пораженно вздрогнул. Неужто вернулось утраченное?

      Костяшки вошли в мускулистую шею, как в густой холодец. Трахея лопнула, словно смятый бумажный стаканчик, позвонки