Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов». Евгений Акельев

и действия или бездействие все же удается реконструировать, так же как и сами следователи, как правило, оставались за рамками исследовательского внимания. Я же исхожу из предположения, что каждый политический процесс Преображенского приказа возник в результате конфликта между «московитами», которые придерживались разных точек зрения. При их анализе важно услышать все раздающиеся голоса.

5

      Вкратце обрисовав мой подход и используемые источники, необходимо сказать несколько слов и о его ограничениях. Я в полной мере осознаю, что, сосредоточивая внимание на одной лишь инициативе Петра I, рискую потерять из виду общий план эпохи, упустить другие важные явления, с брадобритием тесно взаимосвязанные. В самом деле, тот символический разрыв с прошлым, который был осуществлен Петром I, нашел выражение в очень многих его инициативах, таких как насаждение западноевропейской одежды, введение нового стиля и эры, создание новых праздников и ритма придворной жизни и т. д.42 Но все же я сознательно иду на этот эксперимент, осознавая все риски. Во-первых, я убежден в том, что события, связанные с борьбой Петра I и его сподвижников с брадоношением, принципиально выделяемы для отдельного специального изучения и описания. Во-вторых, мне кажется, что выбранный подход, позволяющий не размывать научный анализ рассмотрением множества смежных проблем, имеет существенные преимущества: может быть, именно стремление обозреть все петровские культурные реформы «с высоты птичьего полета» мешало исследователям выделить и описать существенные грани каждой из них? В отношении брадобрития это можно сказать наверняка.

      Должен также признаться читателю в том, что в силу многих причин (отчасти из‐за плачевного состояния источниковой базы, трудоемкости выбранного подхода, так же как из‐за ограничений по времени) я не смог найти ответы на все вопросы, которые меня мучили. Осознаю, что нарисованная в книге картина получилась неполной, прерывистой, а местами и противоречивой. Это осознание не дает мне права выступать «в роли всезнающего рассказчика, повествующего о днях былых с уверенностью очевидца»43. Поэтому я решил последовать совету Карло Гинзбурга и сделать частью повествования также и те «лакуны и искажения, содержащиеся в документах, с которыми имеет дело исследователь»44. Конечно, таким образом возникает риск не понравиться некоторым читателям, обращающимся к книгам по истории, для того чтобы узнать, «как было на самом деле». Но, уверен, большинству людей, составляющих аудиторию серии «Микроистория», хорошо известно, что пресловутая картинка того, «как было на самом деле», не более чем образ ушедшей реальности, который создает сам историк. Другое дело, насколько подобный образ соответствует давно исчезнувшей действительности. Над этим вопросом я постоянно размышлял, когда работал над «Русским Мисопогоном». Поэтому эта книга – не только о петровском времени, но также и о непростой работе историка.

***

      На

42

См., например: Погосян Е. А. Петр I: архитектор российской истории. СПб., 2001; Hughes L. From Caftans into Corsets: The Sartorial Transformation of Women during the Reign of Peter the Great // Gender and Sexuality in Russian Civilization. L., 2001. P. 17–32; Живов В. М. Культурные реформы в системе преобразований Петра I // Живов В. М. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. М., 2002. С. 381–435; Кинан П. Санкт-Петербург и русский двор, 1703–1761 / Пер. с англ. Н. Л. Лужецкой. М., 2020 и др.

43

Бессмертный Ю. Л. Что за «Казус»?.. // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории: Антология / Сост. Е. В. Акельев, М. Б. Велижев. М., 2022. С. 55.

44

Гинзбург К. Микроистория: две-три вещи, которые я о ней знаю. С. 307.