Лавандовое поле надежды. Фиона Макинтош

оди, что часовыми высились вокруг полей, темнели, становились мерцающе-изумрудными, а затем почти черными. Усыпанные галькой дорожки меж цветущих рядов размывались в тенях. Побеги лаванды – прямые и высокие – всегда завораживали Люка. А как притягивает взгляд яркая головка алого мака!.. Неудивительно, что художники летом так и стекаются в эти края… точнее, стекались – до того, как мир окончательно обезумел и взорвался грохотом бомб и треском ружей.

      Молодая женщина рядом с Люком застегнула верхнюю пуговку поношенной блузки. Выбившиеся из прически рыжие пряди рассыпались по лицу, скрывая серо-зеленые глаза и гримаску раздражения.

      – Что ты так притих? – спросила Катрина.

      Люк вышел из задумчивости и виновато заморгал, понимая, что на миг забыл о своей спутнице.

      – Прости, невольно залюбовался, – негромко ответил он.

      Катрина обиженно посмотрела на него, поправляя одежду.

      – Я бы предпочла, чтобы ты так говорил обо мне, а не о своих лавандовых полях!

      Люк улыбнулся, чем лишь сильнее рассердил ее. Катрина только и думала что о замужестве и детях – как все деревенские девушки. Она была хорошенькой и уступчивой – пожалуй даже чересчур уступчивой, подумал Люк с легким уколом раскаяния. В его жизни хватало и иных женщин, но Катрина принимала его особенно страстно – потому что хотела большего. И вполне заслуживала большего – во всяком случае лучшего. Она знала, что Люк встречается с другими, однако же, в отличие от остальных, проявляла поразительную способность держать ревность в узде.

      Он смахнул крошечные лиловые цветочки с волос подруги и наклонился поцеловать ее в шею.

      – Ты пахнешь лавандой.

      – Удивительно, что меня еще пчелы не жалят!.. Не удобнее было бы в кровати?

      Она подводила к вопросу, которого Люк избегал. Пора идти. Он поднялся легким текучим движением и протянул руку Катрине.

      – Я ведь тебе говорил, пчелам ты не нужна. Не веришь, у Лорана спроси. Им подавай пыльцу. – Молодой человек широким жестом обвел лавандовые поля. – Настала пора их ежегодного пира, они должны обслуживать царицу, растить детей и заготовлять мед.

      Катрина даже головы не подняла, торопливо застегивая поясок на тоненькой талии.

      – И вообще, Люк, это не твоя лаванда, а твоего отца, – раздраженно заметила она.

      Люк внутренне вздохнул, гадая, не пора ли открыть ей правду. Все равно скоро все узнают.

      – Собственно говоря, Катрина, отец отдал поля мне.

      – Что? – Она вскинула голову. Прелестное личико нахмурилось.

      Люк пожал плечами. Он даже не был еще уверен, что знают сестры – да и есть ли им до того дело, – однако от враждебного тона Катрины в нем разгорелась досада.

      – В последний свой приезд он передал все поля мне.

      Не следовало, конечно, злорадствовать при виде того, как вспышка гнева в ее глазах тускнеет, сменяясь растерянностью.

      – Все-все? – недоверчиво переспросила Катрина.

      Люк изобразил беспомощную улыбку.

      – Так он решил.

      – Выходит, ты теперь самый крупный землевладелец во всем Любероне.

      Это прозвучало как обвинение.

      – Пожалуй, да, – небрежно согласился Люк. – Лаванду надо беречь, особенно сейчас. – Он зашагал прочь, давая понять Катрине, что пора домой. – Все равно отец проводит гораздо больше времени в Париже, где у него остальные предприятия, чем здесь… да и потом, я вырос в Сеньоне. А он нет. Этот край у меня в крови. И я всегда любил лаванду.

      Катрина пожирала Люка жадным взглядом. Теперь у нее появились новые причины, чтобы оставить его при себе. Но чем активнее она требовала, тем упорнее он сопротивлялся. Не то чтобы ему не нравилась Катрина – нередко забавная, всегда изящная и чувственная. Однако некоторые черты ее характера Люка настораживали – особенно цинизм и полное неумение сопереживать другим людям. Он помнил, как еще в детстве она всегда смеялась над мальчиком-заикой, и именно она – Люк был совершенно уверен! – первой распустила слухи о бедняжке Хелен из соседней деревни. А с какой отстраненностью Катрина воспринимала беды французского народа в немецкой оккупации!.. До сих пор лично ее жизнь новый режим никак не затрагивал, а до остального ей дела не было. Раздражала Люка и ее ограниченность – она совершенно не умела мечтать, а разговор заводила лишь на практические темы: о женитьбе, стабильности, деньгах. Другой такой эгоистки еще поискать.

      – У меня пока все мысли только об одном – как бы повысить урожайность полей. Ни о чем другом думать не могу. Да и вообще сейчас не время строить далеко идущие планы, – продолжил Люк дипломатично. – Не хмурься.

      Повернувшись к девушке, он нежно потрепал ее по щеке.

      Катрина злобно оттолкнула его руку.

      – Может, Сеньон у тебя и в душе, но уж никак не в крови!

      Если ей не удавалось добиться желаемого, она неизменно норовила в ответ побольнее ударить. Последний злобный выпад был жесток, но не нов. Почти вся деревня знала, что хотя Люк – сирота,