Остров Русь. Сергей Лукьяненко

сослужить, постоять за землю Русскую, лечь костьми за дело правое.

      – Сядь пока, – глухо произнес воевода и, убедившись, что его трогательная тоска по прошлому замечена, отставил кадку в угол. – А сколько ж тебе лет, дитя мое?

      – О, очень много, сударь, восемнадцать! – с восторгом ответил Иван.

      – Рука твоя тверда?

      – Тверда!

      – Нога твоя тверда?

      – О да!

      – Ну и белиберда, – тоскливо простонал Микула, но все же продолжил: – Вот верная черта…

      – Всегда! – не к месту, но в рифму встрял Иван.

      – …дурацкого, испытанного стиля, – продолжил Микула Селянинович, не обратив на него внимания. – О Боже!.. И я таким же юным был, когда мы печенегов в первый раз побили…

      Наступило тягостное молчание. Первым нарушил его Микула:

      – Чего это мы, а?

      – К слову пришлось, – вежливо ответил Иван-дурак. – Так я, значит, в богатыри записаться хочу.

      Микула помолчал, потом задумчиво произнес:

      – В богатыри… Так ведь богатырю надобно иметь не только сердце доброе, а ноги твердые, не только булаву тяжелую, а голову крепкую, надобно еще…

      Но Иван так и не узнал, что еще надобно настоящему богатырю. Микула Селянинович медленно поднялся и переспросил:

      – Так ты говоришь, что сын дружка моего старого, Ивана Черной Руки, Грозы Морей? А где грамотка твоя рекомендательная?

      – Нету, – со стыдом признался Иван. – Выкрадена ночью татем лихим.

      – Выкрадена, говоришь. Может быть. На отца ты и вправду похож, только рожа еще глупее. Но вот какая незадача: являлся уже утром один добрый молодец с грамоткой, где сказано, что он – Иван-дурак!

      – То тать ночной! – возопил Иван.

      – Возможно, возможно… Но в богатыри он уже зачислен, и дать делу обратный ход я не вправе. Посуди сам, добрый молодец: обстановка в Киеве сложная. Владимир Красно Солнышко заботами затуманен, Василиса Премудрая в сторону Кащеева царства поглядывает… Поп Гапон воду мутит, интригует. Бояны песенки крамольные по кабакам поют… И тут такой скандал: богатырь-самозванец! Как же после этого народ станет на защитников своих поглядывать? Нет, Иван. То есть не Иван, а незнакомый мне молодец. Не могу я тебя в богатыри принять!

      – А что же мне делать?! – испуганно вскочил дурак. – Деньги, как вода, меж пальцев текут, в городе жить лишь три дня разрешили!.. Не могу я к батьке с позором воротиться! Хворостиной до смерти запорет!

      Микула потер лоб.

      – Что делать? Подвиг соверши, тогда я тебя и без грамотки в богатыри зачислю. Будешь прозываться Иван-дурак Второй или Иван-дурак Премудрый. Как захочешь. А рубли… тьфу! Возьми да свои настругай, сейчас во всех губерниях так делают. Не захочет трактирщик принимать, так ты его – булавой! Кстати, если красиво настругаешь, мне принеси, я коллекцию собираю.

      Иван кивнул и грустно поплелся к выходу.

      – Эй, постой! – окликнул его Микула. – Можешь просто самозванца в мать сыру землю вогнать по маковку,