Дракон проснулся. Инесса Иванова

её ещё больше.

      Наконец мой палец накололся на острый конец булавки с кровавым зрачком в окружении россыпи бриллиантов. Я сразу узнал прощальный подарок любовницы, который и погубил меня. Узнал, рассмотрел со всех сторон, подивившись его стойкости: если бы он потерял силу, то был бы сломан. Кажется, я недооценил Геранту, но без разницы!

      Попытался разбить центральный камень – тщетно! Ничего!

      Я обращу эту магию против неё самой. Проклятый дар действует лишь раз, теперь, я это сразу понял, как прикоснулся, это красивая безделица, но если её правильно использовать, она навредит ведьме, её подарившей.

      Не стоит торопиться уничтожать оружие врага, лучше обратить его против дарителя.

      Только я успел спрятать булавку, завернув её в старую тряпку, валявшуюся тут же, как снаружи послышались человеческие голоса.

      4. Ниара

      – Наши соболезнования, ваше высочество.

      Слова в храме звучали приглушённо и как-то торжественно. Тем более, когда говорили о том, что все ныне живущие когда-то вернутся в лоно Богов, откуда нас исторгли на землю.

      Религия в Сангратосе с недавних пор уступила главенствующее место науке, но в такие моменты, когда рядом с алтарём, украшенным крупными белыми и мелкими синими цветами, стоял массивный пустой гроб, люди снова обращались к подзабытым Богам.

      Мы вспоминали обряды, над которыми втайне подсмеивались во времена сытого довольства и нескончаемой радости жизни, мы соблюдали их со рвением, достойным целителей или жрецов, и старались не поднимать глаза к небу, будто оно могло укорить нас за недавнее прошлое. И наказать ещё сильнее.

      В такие моменты каждый боялся за себя и не желал долго находиться рядом с тем, кого затронуло несчастье. Это как чёрная язва, вдруг перекинется на невиновных? Ясное дело, что тот, кого наказали Боги, заслужил свои несчастья, и на всякий случай надо держаться подальше.

      Я сейчас слушала сомнения и страхи окружающих и даже не удивлялась. Мой дар снова проявил себя, но теперь это неважно: с каждого угла вылезло несчастье, и все они устремились ко мне.

      Смерть Орнака причиняла боль, но так плачут не по жениху, а по брату, с которым не слишком-то общался при жизни, и теперь раскаиваешься, да поделать ничего нельзя.

      А ещё хуже, что если бы вернуть всё назад, поступила бы так же.

      Какая-то часть меня даже проявила сдержанную радость: мне не придётся делить с этим человеком постель и кров. Теперь, прикрываясь трауром, я смогу целый год не ожидать посяганий на моё тело и приданное.

      – Хоть слезинку пророни! – прошептала мама, одёрнув меня за рукав траурного наряда. Глубокий синий цвет всегда шёл мне, подчёркивая белизну кожи и цвет глаз, а чёрные кружева, пришитые на лифе, по пройме рукавов и по подолу напоминали барашки волн в каком-то траурном море.

      – Я не могу плакать на заказ, тем более это не в рамках этикета, – ответила я со всем достоинством, не повернув головы.

      Моя мать менее знатна, чем я. Иногда уместно было