Двери открываются. Екатерина Шабнова

там Уля вышла из кабинета? В районе двенадцати? В одиннадцать сорок с чем-то? Она впервые пожалела, что перестала носить наручные часы. Конечно, с телефоном они были бы без надобности – по крайней мере, какое-то время. Но сейчас Уля не отказалась бы от старых фиолетовых часиков – прямоугольных, с прорезиненным ремешком, который постоянно грозился оторваться и мучил ее в жару. Она носила их в старшей школе, но даже тогда долго привыкала к отсутствию цифр. Безусловно, прямоугольники – красивое дизайнерское решение для прямоугольных же часов, но абсолютно неудобное, когда ты упорно путаешься в циферблате. У Ули бывали трудности даже с обычным, красовавшимся на любых пластиковых часах над доской, и она дико этого стыдилась. Одноклассники и так знали о том, что она путает право и лево. Уля твердо помнила отличия, но ноги все равно несли ее не туда, куда нужно, а туда, куда им хотелось. Детский смех и детские обиды остаются с нами надолго. Даже если мы вырастаем и понимаем, что те, кто смеялся, этого даже уже и не вспомнят.

      Уля прищурилась: в висках начинала подниматься боль, которую так охотно сравнивали с ввинчивающейся в стену дрелью. Только мигрени ей не хватало. Особенно в таком ярко освещенном месте. Сколько прошло с тех пор, как двери закрылись и лифт тронулся? Минут десять?

      Уля оперлась рукой на одну из металлических стенок и снова сделала пару глубоких вдохов.

      Цифры на панели все еще не горели. Лифт продолжал спускаться. Уля потихоньку закипала – и одновременно опустошалась. Как чайник на газе, который вот-вот засвистит и вытолкнет из себя струю горячего пара.

      Если она устроит истерику, никому лучше не станет. Может, станет даже хуже, потому что она наверняка что-нибудь сломает, раздерет или ударит так, что либо Уля, либо сам лифт пострадают сверх меры. Может, станет хотя бы полегче на душе, но вероятность этого тоже призрачная. Почти фантомная. С другой стороны, «никому лучше не станет» – это такой способ сказать, что поступки Ули усложнят жизнь кому угодно, кроме нее самой. Мама говорила это так часто, что Уля поверила и стала повторять это другим. Так, может, все-таки позволить пару выйти? Без закипевшего чайника кофе не заварить.

      Уля сжала гладкие бока кружки и представила, как кидает ее в стену. В воображении кружка разбивалась на несколько осколков, один из которых отлетал прямиком Уле в глаз, словно бы в отместку, а еще один запускал какой-то аварийный механизм. Лифт останавливался, двери открывались. Но поздно, поздно…

      Уля помотала головой и открыла глаза. Кружка все еще была у нее в руках, а на панели не было никакого особого аварийного механизма. Только кнопки – для вызова диспетчера и для открывания дверей. Последняя вряд ли бы ей помогла. Хотя…

      Уля нажала на несчастную кнопку и затаила дыхание. Даже голову подняла, словно ожидая, что сейчас кабину затрясет, свет погаснет, двери откроются, и оттуда…

      Лифт продолжал спускаться. И стоило бы уже переключить на кухонном телевизоре канал, что круглыми сутками гоняет ужастики и те сериалы, которые отлично смотреть фоном, под домашние дела. Потому что