Зенитчик: Зенитчик. Гвардии зенитчик. Возвращенец. Вадим Полищук

на светлом фоне. С первым выстрелом не задерживайся, прицел потом по трассеру скорректируешь.

      – А мне как стрелки в темноте совмещать? – спрашивает Епифанов.

      Вопрос абсолютно справедливый.

      – Фонарик нужен, товарищ лейтенант.

      Пока лейтенант размышляет, где взять такой дефицитный предмет, решение находит красноармеец Ильдусов.

      – Олечке вчера разведчики подарили. Трофейный, с тремя сменными стеклами.

      – Ну, вот и решили. Выдвижение начинаем в ноль тридцать, до двенадцати всем отдыхать.

      И тут я вспомнил про взводного.

      – Я все правильно сказал, товарищ лейтенант?

      – Да, да, конечно, – поспешно соглашается Шлыков.

      СТЗ медленно ползет по узкой просеке. Роща еще не успела одеться листвой, но дает хорошее визуальное прикрытие от немецких наблюдателей. Визуальное, но не акустическое. Конечно, СТЗ гремит намного меньше, чем тридцатьчетверка, но мне кажется, что все фрицы в радиусе пары километров уже должны быть на ногах. Между тем звук приближающейся техники немцев ничуть не побеспокоил, даже когда Петрович заложил вираж по опушке рощи. Ни одной ракеты не взлетело, ни один пулемет не гавкнул, немцы как будто вымерли. Вряд ли они все дружно оглохли или завалились спать, не нравится мне эта тишина. Орудие уже опущено на грунт и направлено в сторону оврага, двигатель трактора похрюкивает на холостых оборотах.

      – Тридцать секунд, – шепчет лейтенант.

      Кланц, Сашка досылает в казенник первый снаряд. Пш-ш-ш-ш, пш-ш-ш-ш, в воздухе повисают две желтоватые осветительные ракеты. Вот оно – темное пятно на светлом обрыве берега. Дементьев уточняет наводку орудия.

      – Есть цель!

      – Огонь!

      Гах! Блямс, кланц. И пошло. Гах! Блямс, кланц. Гах! Блямс, кланц. Расчет работает как заведенный, между выстрелами проходит секунды три – три с половиной. Нет, не зря я гонял их до седьмого пота. Гах! Блямс, кланц. Гах! Блямс, кланц. Создается впечатление, что Сашка бросает снаряд в казенник, и он тут же вылетает из дульного тормоза языком тонкого длинного пламени. Пш-ш-ш-ш, пш-ш-ш-ш, еще две ракеты повисают в ночном небе. Гах! Блямс… Б-бах! Такое впечатление, что в овраге взорвалось полсотни наших снарядов одновременно. Вспышка взрыва на мгновение освещает местность, но полной мгле затопить округу не удается – не позволяют осветительные ракеты. Гах! Блямс, кланц. Гах! Блямс. После такого взрыва в овраге не мог уцелеть никто, но расчет вошел в раж и выпустил два последних снаряда. Пш-ш-ш-ш, пш-ш-ш-ш, пш-ш-ш-ш, вверх летят фосфорно-белые осветительные ракеты – немецкие. Пока мы стреляли, на передовой разгорелся нешуточный бой: взахлеб работают несколько пулеметов, часто стучат винтовки, темноту полосуют строчки трассеров. Осветительные ракеты вспыхивают одна за другой. А вот и до зубной боли знакомый звук – минометы. К счастью, не по нам.

      – Сворачиваемся!

      Расчет лихорадочно ставит орудие на ход, время течет иссушающе медленно. Хрясь! Толстое дерево рушится как подкошенное. Спустя несколько секунд немецкий снаряд выбивает целый фонтан земли буквально в десяти