Лесная избушка Анатолия Онегова. Анатолий Грешневиков

и клюют голавль и язь, а дальше, у подмытого берега излучины, показываю место, где попадался на жерлицы налим. Для полноты картины раскрываю излюбленные гнездования уток, засидки выпи.

      Заметив, как внимательно слушает меня Онегов, чувствуя его состояние умиротворения и спокойствия, я прочел ему любимые строки из стихотворения Лермонтова:

      Тогда смиряется души моей тревога,

      Тогда расходятся морщины на челе,

      И счастье я могу постигнуть на земле,

      И в небесах я вижу Бога.

      Мне хотелось, чтобы к поэтическим минутам природа добавила-подарила писателю-натуралисту пение лесных голосистых птиц. И только эта мысль появилась, как на другом берегу реки, перед опушкой леса, послышался стрекот сороки. Концерт не состоялся.

      Онегов, оглядев остров, сделал неожиданное признание:

      – Знаешь, Толя, я полностью, пожалуй, соглашусь с идеей твоего очерка про этот райский островной уголок – стоит один раз увидеть его, чтобы он запомнился навсегда, с чувством, будто видишь его последний раз в жизни.

      Вернувшись к омуту с пышной таволгой, Онегов завел разговор о повадках щук и окуней. Он сыпал вопросами, а я с трудом отвечал: в какое время происходит массовый выход щук из водной глубины на охоту? когда у них начинается жор? где они устраивают больше всего засад – у затонувших деревьев или в зарослях камышей?.. Говорить отсебятину было нельзя: я хорошо помнил, как в книге Онегова «Вода, настоянная на чернике» подробно описаны наблюдения за щуками и вскрыты тайны их жизни.

      Как и во всякой другой книге Анатолия Онегова про поведение животных, будь то медведи либо волки, куницы, сизые чайки, поползни, снегири, а теперь вот и рыбы, он наделяет их характерами и образами. Чтение про повадки щук перечитывал я несколько раз. После похода на остров захотелось обновить воспоминания.

      Онегов писал: «Подводное хозяйство моего озера постепенно вырисовывалось. У каждой щуки были не только собственные берега, но и собственные засады. Цепочка щучьих засад тянулась обычно или по краю растительности, или по внешним границам затонувших деревьев и принадлежала рыбам, умудренным жизненным опытом. Менее зрелые представители щучьего племени занимали места более заросшие и не такие добычливые. Но и здесь строго поддерживался порядок, основанный на уважительном отношении к личной собственности. И только щурята, что запружали мелководье неорганизованными толпами, казалось, предпочитали находиться в полном неведении по части законов и правил, принятых в обществе взрослых. Эти бестолковые зеленые юнцы не так уж редко пытались заглянуть в хозяйства родителей – и наказание за дерзость в этом случае не заставляло себя слишком долго ждать. Но то ли горький опыт несмышленых собратьев, то ли бытующее всё-таки в стенах детского сада боязливое уважение к сородичам постарше в общем-то заставляли щурят быть осмотрительными и не слишком бойко вертеться вблизи столбовой дороги. Главная столбовая дорога щук лежала