Снегурка. Новая сказка. Павел Грюнмайер

/p>

      В небо звёздное с отливом

      он волшебный хоровод

      красных башен поднял плавно

      и помчался в новый год.

      И, играя с вьюгой вечной

      в догонялки – кто быстрей,

      бой часов накрыл планету

      миллиардами огней.

      В циферблатах, в окнах, в снеге,

      в бесконечном блеске глаз

      бой часов зажёг салюты

      в долгожданный, в звонкий час

      и, сверкая хороводом

      в фейерверках над Кремлём,

      от него все башни-ёлки

      заискрились будто днём…

      …на двенадцатый удар

      звёздами зали́лись,

      и, включив оконцев блеск,

      сказкою открылись…

      Вдалеке, от град – столицы,

      там, где можно заблудиться,

      как в раю, хоть на земле,

      жил ИВАН в одном селе.

      Скоморохом жил – легко!

      Утром – свет, а в ночь – темно.

      Коль зима – то в снег ныряет,

      коли лето – то в сенцо!

      Удивлялись все ему,

      брал любую высоту,

      даже в поле за сохой

      шёл присядкой удалой.

      На гулянках – заводила.

      В поцелуях звонких – сила.

      Девок с горки покатать?

      Кулаками помахать?

      Тут как тут – рот до ушей,

      хоть завязочки пришей!

      Жизнь летела по себе

      быстрой белкой в колесе,

      день закручивая в год,

      шёл к Ивану свадьбы год,

      и как видно по всему,

      выбрать было что ему,

      был он статен да пригож,

      в сердце девкам острый нож.

      Да случилось, как всегда,

      неожиданно беда -

      обманув небес закон,

      злой СТОБЕД уселся в трон.

      Был он ключник, стал царём,

      так как век мечтал о том,

      так как век желал лишь то -

      чтоб всё было лишь его.

      И, мечту свою взлелеяв,

      все ключи забрав себе,

      он решил: «Настало время.

      Все замки послушны мне.»

      Стал он всем скобам и ставням,

      всем засовам во дворце,

      всем секретным тайным дверцам –

      раб и царь в одном лице…

      Вот за них то спрятать смог

      он в свой тайный теремок

      златокрылую ОРЛИЦУ,

      двухголовую жар-птицу…

      Ту, что золотом сверкая,

      птичкой вольною порхая,

      царство мистикой спасала,

      тем, что строго облетала

      земли все, народ, страну,

      прогоняя прочь беду…

      Ну?.. и как переворот?

      Птичку в клетку, ключ в замок,

      зад на трон, на плешь корону,

      к торжеству побольше звону.

      Что не царствовать, не жить?

      Есть же пункт царя любить.

      И Стобед себя назначил

      амулетом всей страны,

      талисманом государства

      и объектом для любви.

      И ему она, Орлица,

      силу дивную, жар-птица,

      всю до капельки отдала…

      Хорошо тому, но мало…

      Окружённый царской свитой,

      будто кегли грозной битой,

      стал платить народ царю

      всё до меди, сам ко дну.

      Лихо стало в городах,

      пусто стало в деревнях,

      во дворце ж наоборот,

      пир гремит почти уж год.

      Так… а Ване, что ж осталось?

      Свечка, крошки, квасу малость,

      да капканы, чтоб в лесу

      кое-что поймать коту?

      И удалый молодец

      загрустил: «Мечтам конец.

      Пуст карман, дыра в кафтане,

      нет монет на свадьбу Ване…»

      Ну, а тут ещё беда –

      для пиров, гуляний для,

      на потеху для себя,

      из Ива́нова села,

      самозванец приказал –

      Всех невест к нему на бал!

      И хоть стойко бился Ваня,

      слуг царёвых барабаня,

      те умчались в тройках в стужу,

      унося