Все хорошо. Мона Авад

что хорошо кончается», мисс Фитч? А это вообще Шекспир написал?»

      «Мисс Фитч, а зачем нам именно ее ставить?»

      «Вроде на этот год «Шотландская пьеса» была запланирована, разве нет?»

      «Мисс Фитч, я тут ничего не понимаю. Почему эта девчонка бегает за парнем, который на нее и смотреть не желает? Фигня какая-то, нет, ну правда».

      «Мисс Фитч, а разве мы не «Шотландскую пьесу» в этом сезоне ставим?»

      «Мисс Фитч, а я вроде слышал, что у нас «Шотландская пьеса» в этом году».

      Дрожащим голосом я пыталась объяснить им свое, припорошенное «валиумом» видение этой пьесы, но мне так и не удалось их переубедить. Они не кивали. Не улыбались. Даже не моргали. Только обменивались презрительными взглядами, не заботясь о том, что я могу их заметить. Если бы я произнесла свою режиссерскую речь хоть немного увереннее, не запиналась так часто, может, они бы сейчас были на моей стороне. Я же слишком надолго замолкала и, не буду скрывать, временами вообще уходила в себя. Так что Грейс то и дело приходилось покашливать и окликать меня: «Миранда? Миранда. Миранда!»

      «Что?»

      «Ты начала говорить…»

      «Ах, да. Я начала говорить… О чем я говорила?» Именно так, им приходилось напоминать мне, о чем шла речь.

      И пялились они на меня в тот день так же, как сейчас.

      Слушайте, я понимаю, что профессиональным актером никто из этих ребят не станет. В колледже даже полноценного театрального факультета больше нет, осталась лишь крохотная кафедра театроведения, которая жива исключительно нашими с Грейс стараниями. И ежегодная постановка одной из пьес Шекспира – внеклассное мероприятие. У нас тут всего лишь кружок по интересам. Никаких рычагов давления на студентов у меня нет. Я только прикидываюсь, что могу с ними совладать. «Я прикидываюсь, вы прикидываетесь, а в итоге выходит полная лажа». И все же. И все же посмотрите только, чего нам удалось добиться. Мы дважды принимали участие в региональных шекспировских конкурсах. И дважды занимали девятое место.

      Легкое покашливание. Оборачиваюсь и вижу, что у бокового входа стоит высокий мужчина в заляпанных краской джинсах и футболке с Black Sabbath. На лицо ему падают длинные золотистые пряди. Он виновато улыбается. Это Хьюго, мой декоратор и механик сцены. Стоит мне взглянуть на него, как сердце в груди сжимается, а внутри вспыхивает никому не нужный огонь. Господи, что он здесь делает? Нельзя показываться ему на глаза в таком виде. Впрочем, Хьюго не смотрит на меня, он вообще никогда на меня не смотрит. Взгляд его устремлен на сложенные в глубине сцены доски.

      – Простите, что помешал, – обращается он к студентам и кивает на доски. – Я мигом.

      – Конечно, – отзываюсь я.

      И, как полная дура, зачем-то взбиваю рукой волосы. Но Хьюго уже направляется к сцене. Когда он проходит мимо, меня обдает запахом дерева, и я едва удерживаюсь, чтобы не прикрыть глаза.

      – Мы только начали, так ведь? – обращаюсь я к студентам.

      Все по-прежнему молча таращатся на меня. Только Бриана теперь усмехается.

      – Мисс Фитч? – наконец, начинает Тревор, подняв руку, как на уроке.

      Тревор.