Шутка костлявой девы. Наталья Чердак

девушка смотрит на меня вопросительно. В ее глазах мелькает капля сострадания. Макс чувствует себя отвратительно, и она это видит. Удивительно, что в стрип-бар нанимаются настолько сентиментальные девочки. Кто и сколько пьет, как выглядит и что говорит. Какая разница?

      – Неси, милая, не жалей, – рокочет пьяный Макс и с силой шлепает девочку по крепкому заду. Она обиженно дует губы и уходит.

      Никаких нервных смешков или грубых шуточек в ответ. «Новенькая, наверное», – заключаю я.

      Будто читая мои мысли, друг произносит:

      – Ничего, скоро привыкнет. Так вот, не будем отвлекаться по пустякам… – спокойно произносят его блестящие, будто напомаженные губы, – мы говорили о времени… той точке в истории, когда эта вселенская зараза начала распространяться. Женщина – дьяволица, безжалостная и сексапильная… Есть еще неясная Ева – спокойная и молчаливая рабыня, рожавшая без остановок отпрысков мужу, чье сердце принадлежало явно не ей. Несчастная простушка наблюдала, как ее детишки вырастают и спят друг с дружкой, что, к слову сказать, по Библии запрещено. Наблюдающая, как на молодой земле резвятся братья и перерезают друг друга, будто лишних котят. Если бы Ева знала, к чему заведет ее желание угодить Адаму, пожалуй, она бы наложила на себя руки, – говорит Макс и вздыхает. Его глаза косятся в сторону, губы растягиваются в улыбке. Две жирные намасленные лепешки раскрываются и обнажают зубы.

      К нам подходит обиженная официантка и с силой стукает стопкой о стол, четверть содержимого проливается.

      – Характерная душка, – обращается к ней Макс и глушит принесенную водку.

      За вечер это уже далеко не первая порция спиртного. Как только заканчивается пойло, он тут же подзывает девушку.

      В этот раз ее милое личико искажается гримасой злобы, затем она, сделав над собой усилие, расслабляет мышцы лица и спрашивает с такой колючей любезностью, на которую способна только сильно обиженная женщина:

      – Счет, сэр?

      – Птичка, я буду тут сидеть и заказывать еще и еще, чтобы лишний раз посмотреть на твои прелести, – гогочет Макс.

      Я тоже изрядно пьян, но все же делаю попытку:

      – Макс, старина, не приставай к девушке.

      Он отмахивается от моих слов, как от комаров, которые пищат над самым ухом и мешают смотреть телевизор.

      – Я бы эту попку… – произносит он и тут же замолкает.

      Официантка не в силах больше сдерживаться. Резким движением она бросается на него и дикой кошкой впивается в жертву.

      – Пьянь! – орет официантка что есть силы. – Грубая скотина! – вопит она и, изловчившись, бьет Макса коленом в пах.

      Я не в силах пошевелиться, что-то удерживает меня от вмешательства. Возможно, подсознательно я понимаю, что Макс сам напросился. Разум преобладает над чувствами: нужно растащить их. Одному богу известно, что он может с ней сделать после того, как перестанет