Кисть и пистолет. Мое сердце пусто. Александр Койфман

очень реалистично, хотя удивился освещению луной. Повторил, что даже чрезмерно реалистично. Вот один из его приятелей, тоже художник, рисует все по-другому. Не смог объяснить, как это, но предложил познакомить. Я ответила, что на работе нельзя отвлекаться, но здесь, вечером, я буду рада познакомиться с настоящим художником. Ведь я только учусь, любой совет мне будет полезен.

      Почти забыла об этом разговоре, но через пару дней на моей аллее появились Феликс с приятелем. Приятеля звали Билл, о чем он сам сказал, не дожидаясь представления. Билл лет на пять старше Феликса, не знаю, что их связывает. Билл внимательно осмотрел мои рисунки, спросил, почему все только в карандаше. Я засмущалась, сказала, что спешно уезжала из своего городка, не захватила ничего из принадлежностей. Со следующих получек начну покупать все, что нужно. Он неопределенно хмыкнул:

      – Знаешь, у тебя оригинальный взгляд на сюжет, компоновка плотная, может быть, даже чересчур. Но фактуру выписываешь чрезмерно детально. Нужно дать волю мазку. Впрочем, это ведь карандаш. Интересно посмотреть на твои акварели. Кстати, городские пейзажи хорошо идут. Много не получишь, но на нормальные краски и холст хватит. Ты с маслом тоже работаешь?

      – Немного. Мне в школе учитель говорил, что сначала нужно овладеть рисунком и акварелью. Но я сделала несколько этюдов в масле. Значительно тяжелее.

      – Мне Феликс рассказал, где ты работаешь. Если там завязнешь надолго, можешь распрощаться с мечтами о жизни художника.

      И тут же рассмеялся:

      – Правда, она не так уж сладкая. Ты симпатичная. Лучше найти приличного мужика, охмурить его и напрочь забыть мечты.

      Парни ушли, а я осталась на скамейке. Рисовать расхотелось.

      Через два дня Билл появился в нашем кафе. Пришел утром, когда я еще не ушла к своим старушкам. Перекинулся со мной несколькими фразами. Так и не поняла, для чего он приходил, ведь не заказал ни завтрак, ни обед. Да и разговор наш был ерундовый.

      Вечером Ребекка пристала ко мне с вопросами: почему не звоню семье, что у меня случилось дома. Рассказала какую-то небылицу – мол, мама умерла, с отчимом отношения не сложились. Кажется, это ее удовлетворило. А когда легла в постель, перед глазами прошли все события, из-за которых я сбежала из Льюисберга. Отчим вообще-то был тихим, всем в доме командовала мама. Помимо завода он еще и подрабатывал в соседней автомастерской. Но когда он напивался, а было это после каждой получки в мастерской, пытался командовать в доме. Мама обычно быстро урезонивала его. Но если он появлялся в доме, когда она еще не пришла с работы, – отыгрывался на мне. В старших классах обычно упрекал меня, что я рисую в свободное время вместо того, чтобы где-то подрабатывать и приносить пользу семье. Но когда я пошла работать, начал проявлять ко мне интерес. Сначала я не обращала внимания на его рассуждения о том, что я уже большая, наверное, у меня есть дружки. Однажды пытался поцеловать меня, но я ускользнула, выбежала на улицу. Пожаловалась матери, а он оправдывался перед ней, когда протрезвел, что