Дом на колесах. Александра Пискунофф

пару часов на перроне нас встретила тетя Линда, и мы все вместе отправились в ее дом.

      Тете Линде перевалило за 50, но она выглядела значительно моложе: худенькая, с коротко подстриженными светлыми волосами и сияющей улыбкой. Вместе с ней в двухэтажном доме с недостроенным зимним садом жил большой черный кот по имени Маугли. Тетя Линда в высокий сезон сдавала в аренду отдыхающим летний домик с мансардой. На первом этаже располагалась большая гостиная с камином и лестницей, ведущей на второй этаж, где было три комнаты. Утром здесь стояла райская прохлада, и тень апельсинового дерева спасала нас от солнечного света, продлевая сон. Во второй половине дня, наоборот, солнце бесцеремонно врывалось в окна гостиной, создавая праздничное настроение, сравнимое лишь с чайной церемонией после полудня, когда жизнь течет неспешно вслед за стрелками часов и хочется остановить время. Так получилось, что каждому из нас досталась хоть маленькая, но отдельная комната. Лив разместилась в гостиной на диване, мама – в спальне тети, а мне достался кабинет дяди Карла. С дороги мы все устали, так что, едва наступил закат, я задремал на диване, но проснулся среди ночи. Дом молчал. Я вышел на веранду и замер, очарованный звездным небом, тишиной и пением сверчков – словно они зажигали маленькие фонарики и, взяв в лапки смычки, играли мелодию на скрипках.

      Тетя Линда верила в реинкарнацию и в то, что вокруг нас существуют параллельные миры. В одном из этих миров жила маленькая девочка Линда и вместе с родителями слушала старые добрые сказки на маленьком проигрывателе с виниловыми пластинками. А где-то на нее смотрела молодая девушка, только что вышедшая замуж по большой любви. Возможно, в этот момент они с мужем ехали в новеньком роллс-ройсе к морю, чтобы провести там медовый месяц. Никто из них не знал, что случится завтра, и в этом заключалась вся прелесть бытия. Ностальгия о прошлом была настолько велика, что тетя Линда хранила обувь из своей юности. Доставая из шкафа туфли на высоких каблуках с бархатными застежками, она, словно загипнотизированная, смотрела на них и каждый раз повторяла одну и ту же фразу: «Жизнь, как пленка в кинематографе, имеет начало и конец, но середина так коротка, что лишь воспоминания могут ее продлить». Я вместе с ней созерцал ценный для тети артефакт, но не видел ничего, кроме стертого от времени каблука и выцветшей замши.

      Наша деревня почти сплошь состояла из маленьких домиков, похожих на небрежные мазки художника, туристов здесь было мало. Оставались лишь старики, к которым приезжали дети и внуки на лето. Озеро было холодным, а горы крутыми и высокими. Со скалистых великанов открывались виды прекрасной долины, поросшей одуванчиками.

      Несмотря на то, что дом оказался небольшим, в сравнении с тем, как его описывала тетя Линда по телефону, мне он понравился. В нем ощущалась камерность и таинственность, словно я попал в сказку. В лодочном сарае я нашел радио времен войны, сломанный велосипед, игрушки, пропахшие нафталином, ковер из Марокко и, самое главное, много старых книг, пластинок и журналов. Едва увидев все это, я словно погрузился в прошлое, где звучала заедающая пластинка,