Ловец удовольствий и мастер оплошностей. Вячеслав Борисович Репин

туристические, я недолюбливал, да и не знал здесь ни одного приличного места. Можно было прогуляться до Шатле, до кафе «Циммер», что прямо на площади перед фонтаном. Но я не помнил, подают ли там нормальные блюда в необеденное время.

      Элен, сидевшая неподвижно, обняв себя за плечи, скользнула по мне незнакомым мне взглядом, в котором не было ни капли настойчивости, но и перечить которому я тоже бы не смог, и сказала мне, немного читая мои мысли, что они с братом сегодня будут ужинать дома. В гости к ней должна прийти знакомая.

      Светлоглазый Коля покорно улыбался – и мне, и сестре. Идею свою я сразу похоронил. Какое-то время мы сидели молча.

      Глядя на них, я ловил себя на мысли, что их жизнь, во всех отношениях простая и в то же время представлявшая собой сплошной замкнутый круг из неразрешимых бытовых проблем, имеет какой-то другой смысл, чем жизнь моя. Наверное, более однозначный. Для них всё было проще. Всё казалось обусловленным какими-то простейшими потребностями – нуждой, неустроенностью. Даже этому можно, наверное, позавидовать. Была ли моя жизнь этого лишена? Конечно нет. Но я вдруг не был в этом уверен до конца.

      Мне казалось, что я завидую их молодости. Их возможностям, которые, несмотря ни на что, всё еще открыты перед ними в несметном количестве. Их неумению видеть мир таким, какой он есть. Что, если попытаться взглянуть на мой мир их глазами? Но на это воображения уже не хватало…

      Они были, конечно, необычными. Сестра – послушница. Но жившая в Москве на Тверском бульваре. Белобрысый, сероглазый брат – разнорабочий, промышлявший в Париже черными заработками. И оба – какие-то не то чтобы потрепанные жизнью, но настоящие, сохранившиеся. Взрослые дети… – вдруг сформулировал я для себя. Разве не это поразило меня в Элен во время первой встречи в Москве, в обществе подруги?

      Меня вдруг осенила здравая мысль. Одни мои знакомые – они сдавали мне под Ниццей дом на июль или август, когда я был в состоянии за него платить, – в своем гостиничном хозяйстве затеяли перестройки и, как я слышал, подыскивали надежных рабочих. Не предложить ли услуги Коли и товарища? Я поделился своим соображением с Колей.

      Тот лишь улыбался. С таким видом, будто дело уже решено. Ни охладить его пыла, ни объяснить толком, о какой работе идет речь, я уже не мог. Всё, что мне оставалось, так это пообещать дозвониться паре в Ниццу и после того, как удастся переговорить с ними, сообщить подробности.

      Коля написал на бумажке номер своего сотового – с французской сим-картой.

* * *

      В этом году душа не лежала к прохлаждениям. Но я решил не отказывать в себе в «каникулах». Зачем себя наказывать? Я позвонил под Ниццу и забронировал тот же самый дом, что и прошлым летом, – на три недели.

      Повлиял на меня, видимо, и тот факт, что Элен со своими «сестрами» из Парижа должна была поехать под Канны, где у них проходила какая-то выставка. Все куда-то едут, у всех какие-то планы, один я жил непонятно чем…

      Небольшой дом, находившийся на гостиничном подворье в предгорьях близ