Магритт. Павел Шушканов

шваль, среди которой могли обосноваться бойцы «Сиболийского рассвета», «Енисея» или другой экстремистской шайки. Работа – сплошная романтика. По команде вынес окно, выломал дверь, ударил первого встречного пару раз башкой об стену, чтобы остальные быстро хоть и путанно рассказали кто они и на каком праве тут живут. Марта была там. Нет, она не имела отношения к бандам террористов или кибер-торчков. В одном доме – ну как доме – бараке из тех, которые уже давно выжгли или посносили – нам не открыли на настойчивый стук. Я выждал пять секунд и разворошил дверь ручным тараном. Но бандой там и не пахло. На вонючем диване ворочался «глава семейства», от которого несло крепким самодельным пойлом. Он пытался встать и что-то булькал, но только ронял ногой пустые бутылки и банки. Его благоверная в засаленном распахнутом халате даже не проснулась. Терять на них времени смысла не было, дом следовало проверить – инструкция. В соседней комнате я нашел девочку лет двенадцати. Она лежала под тонким грязным пледом и у нее был жар, а в комнате с разбитым окном разве что сосульки не застывали. Я помню, что она лежала лицом к стене и вздрагивала от кашля. Я видел только ее грязные спутанные волосы, подтянутые под плед ножки. На столе какие-то мятые тетрадки, пустая тарелка с крошками, а на сене картинка с кроликом Тузи – яркая, видимо вырванная из какого-то школьного журнала и неумело прицепленная к стене – как символ того, что детство не кончается, даже в такой помойке.

      – Это была Марта?

      – Это была Марта. Конечно, все это не мое дело, а социальных служб. И те, немедленно приехав, развели бы руками – бесплатная подписка за счет налогоплательщиков на жизнь в дерьме. Какие проблемы? Быстрее сдохнут – быстрее освободится клетка для следующих. А вот заявить о нападении на городового – дело другое. Нужно только отыскать подходящий тупой нож в куче мусора, который они называли кухней. Так Марту определили в приют, а два куска генетического материала, получавших на нее пособие, подержав неделю в приемнике, вышвырнули на улицу. К тому времени их барак был занят уже другой семьей.

      – Вы, не думая нарушили закон чтобы фактически убить двух людей.

      – И спасти третьего. И нисколько не жалею об этом!

      – А ваша карма?

      – Думаю, а разберусь с ней.

      – Хорошо. Продолжайте, я слушаю.

      – Однажды, спустя год, я встретил их на улице, копающихся в мусорном баке неподалеку от того места, где они жили. Ладно, – я усмехнулся, – кого я обманываю. Я специально поехал туда. Курил, сидя на железной пожарной лестнице и наблюдал, как они возятся среди отбросов. Потом подошел и морщась от брезгливости, сунул отца Марты лицом в самую гниль. Он даже не понял, что произошло. Мне казалось, что я сделал, что должен был. А потом понял, что вспоминать об этом как о чем-то героическом не получается. Как-то со службы я отправился в даосский храм за рекой. Нет, не в этот. Другой – поменьше. Я смотрел на умиротворенные лица Кун-цзы[19] и Гаутамы и не мог понять, почему их глубокая и величественная как океан улыбка вызывает у меня столько отвращения к себе.

      – Думаю, каждому это знакомо.

      – И тебе?

      Алина