Смутные годы. Валерий Туринов

напирать на стрельцов, и те, угрожая, подняли мушкеты: «Не при, собака, а то вдарю!»

      – Стрельцы, отдайте его нам!

      – Царь – не видишь, что ли?!

      – Обманщик!.. Вор!..

      – Бояре идут! Шуйской!..

      Настороженно бросая взгляды на толпу, подошли Василий Шуйский и Голицын. С ними был и окольничий Михаил Татищев. Шуйский и Голицын, в окружении боевых холопов и большой группы дворян, выдвинулись вперёд из толпы и оказались прямо перед стрельцами, позади которых виднелась на земле фигура самозванца…

      Василий Голицын, возбуждённый и решительный, почему-то затоптался на месте, затем тесно прижался к Шуйскому и закричал, не глядя на самозванца и больше обращаясь к толпе:

      – Стрельцы, почто не пускаете народ?! Не даёте суд праведный вершить!

      – То ж государь!..

      – Какой такой госуда-арь! – завопил Шуйский, голос у него сорвался: «Кха-кха!..»

      А рядом с ним как-то странно задвигался Голицын, заскакал бочком к самозванцу, ближе, ещё ближе, уже сжаты кулачки, и вдруг он взвизгнул:

      – Гришка, Расстрига, вор!

      – На то Бог судия! – ответили стрельцы.

      – Глас народа – Божий глас! – находчиво ввернув знакомое Шуйский, и его от злости передёрнул озноб…

      – Не подходи, не поглядим, что боляре, стрелять будем! – вскинули стрельцы мушкеты на него и Голицына.

      – Братцы, да что с ними толковать! – закричал Валуев. – Выжжем стрелецкий посад!.. Опустошим, если не выдают полячка!

      Толпа заволновалась и двинулась в сторону ворот с явным намерением привести угрозу в исполнение.

      – Стой, глянь, бегут!.. А ну, хватай его – крути!..

      Отчаянные смельчаки ринулись за разбегающимися стрельцами. Другие же бросились на самозванца.

      Валуев увидел, как на того навалилось несколько человек, заломили ему руки и потащили к терему. Там его бросили на ступеньки высокого крыльца и обступили, задышали злобно, перекошенные:

      – Говори, говори, кто таков?!

      – Димитрий я! Димитрий! Знаете же, знаете!..

      – Врёт!.. Вор! Обманщик!.. Таких царей – вон сколько у меня на дворе!

      – Еретик!.. И жёнка латынянка!..

      А кто-то уже кулачищем его – хрясь!.. И его рубашку, белую, опрыснуло кровушкой!.. И ногами, ногами его!..

      И Гришка, размазывая красные сопли, заползал по земле и страшно заскулил:

      – Марфу, царицу спросите! От чистого сердца скажет… вашу мать!.. Димитрий я!.. Сво-олочи-и!.. Богом спасённый!..

      – Давай, давай – бей! Ишь как заворовался! – вырвалось у Валуева.

      Он уже не соображал, что происходит, захваченный непонятной злобой к поверженному человеку, который к тому же ещё и сопротивляется.

      – Люди, негоже так! Не по-христиански – душу отымать зазря! – раздалось из толпы.

      – А вдруг Димитрий?! Как тогда?! Ведь государь же! Зови старицу!.. Не дадим без неё вершить суд! Послать за ней!

      – А ну, дуй в Вознесенский: скажи старице, что тут делается! Если он её, пускай спасает! Давай, пока не поздно! Народ лютует – изверился!..

      Несколько