Загряжский субъект. Василий Воронов

Боже, какие желания исполняются при этой должности! Бесконечно грустно оттого, что нас с вами никогда не призовут управлять мэрией.

      Один раз Кукуй встретил непонятного для себя человека. Возле пивной он увидел оратора и небольшую толпу. Мордастый оратор телосложением с бычка-трехлетку опохмелился с аппетитом и был в ударе.

      – Вы не казаки, вы кролики и мыши! – зычно бросал он в толпу. – Боитесь жен, соседей и бабок. Пьете на халяву и воруете друг у друга. Казаки… Жеребцова боялись, теперь Кукуя. Кролики! Я свободный человек и никого не боюсь. А вас пороть надо!

      Бычок был сильно бородат и в камуфляже.

      – А что ты можешь? – насмешливо спрашивали из толпы. – Власть отняли, и ты такой же м…к, как и мы. Молчал бы!

      Кукуй остановил машину, подошел к оратору.

      – Ты кто? – ткнул пальцем в камуфляж.

      – Атаман! – гордо ответил оратор.

      – Дрюня наш человек! – весело загыгыкали в толпе.

      – Чей атаман? Какого войска? – цепко спрашивал Кукуй.

      Хмельной Дрюня весело и нахально смотрел на боксера.

      – А Степан Разин чей атаман? – насмешливо спросил Дрюня.

      – Ты знаешь, кто я?

      – Ты – Кукуй! Я тебя не боюсь.

      Вся пивная наслаждалась зрелищем, симпатизируя Дрюне.

      – Умеешь держать удар? – тихо спросил Кукуй.

      – Удержу…

      Мэр, не размахиваясь, тычком в лоб свалил Дрюню на землю. Тот медленно встал с четверенек, помотал лохматой головой, улыбнулся.

      – Уважаю… Ты – боец!

      Дрюня понравился Кукую. Он тоже улыбнулся, протянул руку.

      – Вечером приходи в мой клуб.

      Кукуй увидел в Дрюне подходящего человека из народа для показательных боев. Тому, кто удержится на ринге против профессионала один раунд, назначили солидный денежный приз. Для затравки, для азарта. Дрюню попробовали на ринге. Дремуч, мешковат, но силен, может и устоять. Кукуй был доволен.

      …В доме Татьяны Веревкиной все смешалось. Тут и поплакали, и посмеялись, и попечалились. Татьяна увидела новую, другую Зинаиду. Она вытянулась, глаза из-под челки острые, женские, в осанке, в походке – осознанная красота, медлительность. Только смех остался Зинкин, заливистый до визга, детский. В межбровье, в переносице, когда хмурилась, угадывался Ваня Жеребцов. Когда Татьяна сказала, кто ее отец, Зинаида вздрогнула и насупилась, молча грызла ногти, исподлобья глядя на Жеребцова. Заплакала и убежала в другую комнату. «Не трогай!» – Татьяна строго остановила Жеребцова.

      Курлюк лениво наблюдал за семейством. Ему было скучно, и Жеребцов поманил его пальцем за дверь. Они сели в беседке за деревянным столом. Закурили и долго молчали, пуская дым друг на друга.

      – Спасибо, Гаврила, – задумчиво сказал Жеребцов. – За Зинаиду. И чтоб ты знал, я… люблю Татьяну. Про Эвелину не спрашиваю.

      – А ты спроси. Свои люди, что тут такого… Спасибо я тебе не скажу и оправдываться не буду. С Эвелиной у нас дела, живем вместе. За тебя с Татьяной я рад.

      Показательные