Три солдата. Джон Дос Пассос

вокруг, остановились и восторженно смотрели на Даниэльса.

      – Ну а как, по-твоему, что теперь творится на фронте? – спросил Мэдвилл.

      – Будь я проклят, если знаю что-нибудь. Проклятый госпиталь в Орлеане был так набит, что солдатам приходилось дожидаться целые дни очереди на мостовой, прежде чем попасть туда. Я знаю это… Ребята там говорили, что дело разыграется скоро по-настоящему. Я так думаю, что фрицы начали наступать.

      Мэдвилл посмотрел на него недоверчиво.

      – Эти-то вонючки? – сказал Фюзелли. – Да разве они могут наступать? Они подыхают с голоду.

      – Как бы не так, – сказал Даниэльс. – Ты, кажется, веришь всякой газетной брехне?

      Ряд глаз гневно сверкнул на Даниэльса. Все снова молча взялись за работу. Вдруг в склад с необычайно возбужденным видом вошел лейтенант, оставив за собой открытой железную дверь.

      – Может кто-нибудь сказать мне, где сержант Окстер?

      – Он был здесь несколько минут назад, – сказал Фюзелли.

      – Ну а где же он теперь? – сердито выпалил лейтенант.

      – Не знаю, сэр, – пробормотал Фюзелли, краснея.

      – Пойдите поищите-ка его!

      Фюзелли направился на другой конец склада. За дверью он остановился и лениво закурил папиросу. Кровь мрачно бурлила в нем. Откуда, черт возьми, он может знать, где сержант? Что он, чужие мысли читает, по их мнению, что ли? И весь поток горечи, скопившийся в глубине его сознания, закипел в его сердце. Они обращались с ним не так, как следовало. Безнадежная ненависть поднималась в нем против этой огромной тюрьмы, в которой он был теперь закован. Бесконечная вереница дней, совершенно одинаковых, заполненных подчинением чужим приказам и безмерным однообразием учений и строя, прошла перед его взором. Он чувствовал, что не может больше жить так, и, однако, понимал, что должен и будет влачить это существование, что остановка невозможна, что ноги его будут продолжать двигаться в такт с движением машины.

      Он заметил сержанта, который шел по направлению к складу по молодой зеленой траве, примятой колесами грузовиков.

      – Сержант! – позвал он. Затем подошел к нему с таинственным видом: – Лейтенант хочет видеть вас сию же минуту в складе Б.

      Он поплелся обратно к своей работе и пришел как раз вовремя, чтобы услышать, как лейтенант строгим голосом говорил сержанту:

      – Сержант, вы знаете, как составляется отношение в военно-полевой суд?

      – Да, сэр, – удивленно ответил сержант; он вышел из склада вслед за лейтенантом.

      Фюзелли пережил минуту панического ужаса. Он продолжал, однако, методически работать, хотя руки его дрожали. Он рылся в памяти, соображая, не нарушил ли он чем-нибудь устава и не могут ли его предать за что-нибудь суду. Страх прошел так же быстро, как и возник. Конечно, у него не было никаких оснований беспокоиться. Он тихо засмеялся про себя. Как глупо было так пугаться. Он проработал весь однообразный, длинный день со всей быстротой и тщательностью, на какую был способен.

      В этот вечер почти вся рота собралась в конце барака. Обоих сержантов не было. Капрал