Загадка Лу. Вероника Тутенко

тому ничего не оставалось, как, скрипя зубами, процедить: "И неприступные тоже".

       Повеселев, Фонфар принялся напевать под нос новую песенку какого-то придворного менестреля. Окрылённый надеждой, резво взгромоздился на спину Денди и, устроившись поудобнее между крыльями, поплотнее натянул на голову цилиндр:

      – Летим, Денди!

       Рассекая воздух крыльями, к Сольвейгу со всех сторон подтягивались десятки празднично начищенных драконов.

       Казалось, главная площадь сейчас оторвётся от земли – так много было на ней шаров. В обычные дни главная площадь Сольвейга отнюдь не пестрела яркими красками. А из всего многообразия цветов, что есть на свете, в Сольвейге вот уже пятьсот лет росли только чёрные розы – любимые цветы царя Кошмара. Да вот сегодня ещё Элс нарвал к празднику чёрных нарциссов и украсил ими вход в Хрустальный дворец.

       Любуясь с высоты покачивающимися на ветру разноцветными гирляндами из воздушных шаров, Фонфар мечтательно улыбнулся, представив, как, оттаяв, обрадуется Севериана, увидев, как нарядна в этот день площадь. И может быть, именно в этот день… Тайный советник даже закрыл глаза, и воображение тут же живо нарисовало ему сияющие глаза неприступной красавицы и алые губы, с которых вот-вот, как три белых птицы счастья, выпорхнут три заветных слова: Я ВАС ЛЮБЛЮ, улетят высоко в небеса.

       "Нет, "Вас" – слишком торжественно, – чуть нахмурившись, размышлял Фонфар. – Лучше "тебя". Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ».

       Но даже богатое воображение Фонфара не могло заставить холодную, как чистейший снег у самой оси планеты, красавицу произнести желанное слово.

      – Какой ужас! Какой "кош…"

       Грёзу оборвала явь, ещё более сладкая, чем мечта. Вздрогнув от звенящих нот любимого голоса, Фонфар открыл глаза, захлопал ресницами.

       Задев Дэнди крылом, на площадь опускался белоснежный дракон Северианы.

       "О, ужас! Она чуть не сказала "кошмар"", – похолодел Фонфар. Конечно, будь на месте Северианы кто-нибудь другой, тайный советник, не задумываясь, рассказал бы повелителю Грезии о неслыханной дерзости. Слыханное ли дело, чтобы какой-то нахал посмел даже в мыслях произнести слово "кошмар" без должной почтительности!

       Впрочем, какая нелепость подозревать в подобном безрассудстве благоразумнейшую Севериану. Да и на "кош…" ведь начинаются немало слов – "кошка", "кошелек", да мало ли ещё каких.

       Но Фонфар решительно не мог не только вспомнить больше ни слова на "кош…", ни вообще думать о чём бы то ни о чем, кроме красавицы Северианы.

       В тот день она была особенно ослепительна. Красавица всегда одевалась в белоснежные наряды, сливавшиеся с её белоснежными волосами и мраморной кожей. Но в честь Праздника Красоты Севериана явилась на бал в серебряном платье, которое так переливалось, что у Фонфара, окончательно ослеплённого красотой холодной феи, от блеска закружилась голова. А мраморную длинную шею Севераны украшал серебряный медальон с её собственным портретом.

      – Какой ужас! – продолжала Севериана. – Какая безвкусица! Кто только додумался развесить на ветках эти дурацкие