Город. Лариса Автухова

откуда-то из глубин ее подсознания стили поведения, ей несвойственные, незнакомые, в чем-то удивительные для нее. Образ хозяйки роскошного особняка, появившийся у нее еще при входе в этот дом, теперь ее почти не покидал, она даже уже и забывала с ним бороться. Лежа в душистой, горячей пене ванны, Элеонора перебирала в памяти свои намерения, намеченные ею на сегодняшний день. Теперь получалось так, что на первом месте все-таки было ее пребывание здесь, ей хотелось насладиться без остатка этим домом, наиграться им, как ребенку дорогой, необычной, чужой игрушкой. Ей вдруг как-то расхотелось идти к Барбаре и Стефану, подумалось, что они еще успеют вернуться назад.

      А вот то, что встретилось здесь, они вряд ли когда-нибудь обретут в будущем. По крайней мере, она. Ибо, что такое жизнь Элеоноры? Сплошной бег за добычей хлеба насущного. Она не могла бы сказать, что ее существование было вовсе лишено какого-то смысла, несомненно, он был, был хотя бы в том, что она любила свою работу. Почти всегда, за редким исключением, она с удовольствием, без внутреннего протеста входила каждое утро в аудиторию, чтобы преподавать студентам словесность. Ей нравились их любознательные глаза, устремленные на нее, импонировала их еще нерастраченная жизненная энергия, бившая через край, проявлявшая себя во всем. Она преподавала уже почти десять лет, и за это время было лишь несколько дней, когда она, пересиливая себя, переступала порог аудитории. Эти дни выдались в разное время, но они были очень похожи друг на друга: ее душу безжалостно терзало чувство вселенского одиночества и жестокая безвозвратность потери. Это было время, когда умерла ее мать, и когда от нее ушел Петр. Мать умерла, а вот Петр был жив, но его потерю она переживала почти так же, как уход матери, как уход близкого человека из мира живых в мир мертвых. Для нее он умер, его не стало на этой земле.

      Как-то спустя несколько лет, она случайно встретила Петра на улице с его новой женой, – молодой, искрометной, обольстительной, – он, неловко улыбнувшись, кивнул ей, она молча отвернулась. Она уже больше не чувствовала боли, та ушла, с нею теперь было безразличие, полное безразличие относительно его судьбы, его жизни. Ведь мимо нее прошел другой человек, чужой и незнакомый, того Петра, что знала она, теперь уже не было. Она была одна.

      У Элеоноры не было иллюзий относительно своего будущего, она представляла его себе примерно в том виде, что имелся у нее теперь. Днем – работа в университете, вечером – после небольшой прогулки в парке ужин, чаще наедине с собой, реже вместе с кем-то из подруг. Были еще путешествия, которым она охотно посвящала каждый свой отпуск. Но это сезонные ощущения, которые, впрочем, к ее личному миру имели опосредованное отношение. Еще выдавались праздники, которые она отмечала в компании своих подруг, иногда кроме подруг присутствовали еще их мужья и дети. И это еще острее подчеркивало всю унылость ее жизни. Она одна. И, видимо, это навсегда.

      В последнее