Жаркая осень в Акадии. Александр Харников

новоанглийского ополчения… И вы, тем не менее, победили при Босежуре – после чего форт Гаспаро сдался, а форт Менагуэш сожгли сами французы, когда поняли, что против вас у них нет шансов. И это несмотря на то, что почти вся ваша армия состоит из, как вы выразились, колониалов.

      – Поговори тут ещё у меня. Сколько у тебя людей в Порт-ля-Жуа?

      – Двое, мсье. Один из них записался в это ополчение, чтобы держать меня – нас – в курсе. Вторая… как бы это получше объяснить… представитель определённой профессии, и именно от неё я получаю самую ценную информацию. Есть и третий – он траппер, то появляется в Порт-ля-Жуа, то исчезает, но он – мой связной.

      – Понятно. Ну что ж, Пишон, работай дальше. И держи меня в курсе.

      Иуда вышел, а я подумал: «Как бы то ни было, бояться, как мне кажется, нечего. Разве что подойдут дополнительные силы и, в частности, основные силы русских – но это произойдёт нескоро. Так что до весеннего таяния льдов ничего не произойдёт».

      15 сентября 1755 года. Восточная Акадия.

      Жан Прюдомм, бывший рыбак, а ныне «лесной бегун»

      С холма, именуемого горой Гаспаро, было хорошо видно пожарище на месте одноимённого села, ещё недавно славившегося разноцветными домами и церковью Святого Николя, покровителя рыбаков, чья стройная, как свечка, колокольня, окрашенная в синий цвет, казалось бы, тянулась к небу. Не горела лишь новая рыбацкая слобода по ту сторону речки Гаспаро – до неё отряд англичан-колониалов пока ещё не добрался. Но я знал, что пройдет два-три часа, и дом, который я построил своими руками – вон он, на берегу реки, покрашенный дорогой красной краской, – вспыхнет, как свечка, а затем рухнет и превратится в груду головёшек. Видите, с другой стороны реки догорает длинное здание коптильни, одно из немногих, построенных из кирпича, а рядом с ним искрится то, что ещё полчаса назад было родительским домом.

      Родился я в этом доме двадцать один год назад, в семье коптильщика Анри Прюдомма. Прюдоммов в нашем селении было много – кто выращивал пшеницу и ячмень, как мой кузен Мартен, кто, как другой мой кузен, Франсуа, возделывал виноградники – вон на тех террасах, с таким трудом когда-то врезанных в склон горы всей роднёй. А мой старший брат, Андре, унаследовал семейную коптильню на берегу реки Гаспаро. Мы же с покойным Анри, моим младшим братом, названным в честь отца, ловили рыбу гаспаро, которую поставляли старшему брату. Надо сказать, что жили мы весьма неплохо – Андре был прижимистым с кем угодно, но не с братьями и не с роднёй, и, кроме того, покупал рыбу у других только тогда, когда того, что поставляли мы, не хватало.

      Осенью позапрошлого года мы с Анри пошли в залив – гаспаро приходит в реку лишь весной, а в остальное время года рыбачить приходилось в море. Время от времени мы видели английские корабли – они нас не трогали, а мы их хоть не слишком любили, но ничего поделать не могли. И когда мы заметили английский фрегат, двигающийся по направлению к нам, мы подняли паруса, дабы уйти с его пути. Неожиданно на борту его расцвёл цветок выстрела, ядро разбило наш ялик – и убило Анри. Меня же выловили англичане,