Избирательный долг. Денис Передельский

даже звука дыхания, что не могло не настораживать. Шумов по опыту знал, что опасность чаще всего исходит от того, от кого ее совсем не ожидаешь: от людей, которые кажутся безобидными, выглядят беспомощными, смотрят на тебя лучистыми глазами агнца, улыбаются тебе во весь рот и не скупятся на лесть в твой адрес в твоем присутствии. Такие, обычно, держат ушки на макушке, и как раз из них и получаются самые лучшие предатели и доносчики. Отец так ему и говорил – на земле все люди добрые, но многие из них добрые лишь, когда спят зубами к стенке.

      – А он, случайно, не умер? – любознательно осведомился Шумов у второго сокамерника, ткнув пальцем в неподвижного.

      В отличие от неподвижного, второй арестант проявлял завидную прыть. Он без устали ходил взад-вперед по камере, меряя ее быстрыми шагами. При этом он делал круглые глаза, страдальчески заламывал руки к потолку и без остановки бормотал что-то неразборчивое себе под нос, иногда отчаянно грозя кому-то в поднебесье кулаком. На вид ему было лет тридцать пять, хотя на деле могло быть и больше. Одежда выдавала в нем типичного городского жителя, а лихорадочный взгляд – вспыльчивый и решительный характер.

      Данный господин любил, чтобы его называли не иначе, как политиком. Особенно он настаивал на этом в захудалых забегаловках, где частенько бывал и где частенько страдал за свое поведение по поводу и без: нередко ему «чистили» лицо не за политику, как он потом всем рассказывал, а за банальные пьяные приставания к официанткам и случайным барышням. Впрочем, задержанный Шумов об этом, конечно, понятия не имел и даже не подозревал, что перед ним бегает натуральный политик во всей своей неповторимой красе. Людей этой неблагодарной и нервной профессии он представлял себе исключительно по телевизионной картинке, вечно слегка подпорченной отцом – тот любил поплевать на экран во время политических ток-шоу или теледебатов, споря с самим собой на бутылку пива о том, в кого из участников шоу он попадет большее количество раз. Ко всему прочему, энергичный господин был неестественно тощ для политика. В связи с этим Шумов смотрел на своего товарища по несчастью как на нормального человека, а не как на представителя политической среды.

      Линялые джинсы, кроссовки, свитер с высоким воротом и светлая куртка-ветровка энергичного господина резко контрастировали с темным ватным одеянием неподвижного арестанта. Шумов сразу отметил это обстоятельство и с грустным вздохом заявил – дескать, по телевизору говорили сущую правду о том, что социальное расслоение в отечественном обществе растет незаметно, но стабильно и устойчиво. Далее, напрягая память, Шумов почти дословно процитировал слова ведущего, кстати, с тех пор по каким-то причинам больше не появлявшегося на телеэкране: если раньше расслоение было заметно даже на примере обычных рынков и магазинов, то в последнее время бедность и богатство сталкиваются нос к носу все реже и только в строго определенных местах.

      – В тюрьме, например, да и то очень редко, – закончил глубокую мысль Шумов. –