Одна душа на двоих. Ростислав Паров

Гахтаг расположился рядом с поднадзорным. Молча и не спеша принялись за еду.

      Глядя на отца, молча жующего сухую лепешку, Талик не мог объяснить его безумного поступка. Юноше была понятна причина злости и раздражения, не ясен был лишь слепой гнев, выплеснувшийся так наружу и теперь грозящий отцу суровой карой.

      «Если он думал проучить или убить, то разве стоило вот так… прилюдно? – рассуждал про себя Талик. – Все можно было сделать незаметно. Тайком. Зачем тогда сейчас?»

      Разделяла его недоумение и мать.

      – Зачем ты так? – осторожно спросила Альма. – Они ж тебя накажут!

      – Устал его насмешки выносить, – зло выдавил отец и отвернул от супруги лицо.

      Отвернулась и она.

      – Вот ты, Гахтаг, – попробовал найти Корлик поддержку у постороннего, – ужели с ним ты ладишь?

      Тот пошевелил мощными челюстями, повел носом – и все же промолчал.

      – Чего молчишь?

      Первый защитник усмехнулся.

      – Он не такой злодей, как кажется тебе. Ничем не хуже прочих из Совета.

      – Хочешь сказать, он лишь меня не любит?

      – Пожалуй, что и да, – холодно согласился воин.

      – Да, лишь меня и брата Альмы! – Корлик желчно усмехнулся.

      – Ты все равно им лучше не дерзи, – спокойный, дал ему совет защитник. – Ошибок Рахмы повторять не стоит.

      Вскоре на трибуну вышла Яра Аржана и произнесла вполне обычную поминальную речь, ожидаемо окончившуюся «Отдыхай, Вархаг!».

      – Отдыхай, Вархаг! – дружно вторили ей столы.

      – И пусть запомнит наша молодежь, – добавила после старейшина, – небесные дары даны нам для защиты. И также для труда. Никак не для потех! Не для того нам их давали боги!

      Когда народ стал расходиться по домам, пришла пора Корлику предстать перед Советом и принять его волю. На этот раз Талику и Шенне пришлось наблюдать снизу.

      – Скажи нам, Корлик, так зачем, – Яр Багур подошел к обвиняемому и по-стариковски прищурился, – напал ты на старейшину Мугана?

      – Я был подавлен горем, Яр, – Корлик, по всей видимости, заранее заготовил объяснение. – И потому слова его неверно понял.

      – Что ж, – покачал головой старейшина, будто предполагал именно такой ответ, – это много объясняет, но все ж тебя не может оправдать. Устав гласит, что нападение на Яра – преступленье.

      – Так он ведь жив здоров?

      – Эх, Корлик, ты совсем не понимаешь! Зря, что большой. Совет не сможет править, если его не будут уважать. И потому ты примешь кару – сто дней на рудниках работ. Старейшины? – обернулся он к своим коллегам, ожидая их голосования.

      Оставшиеся восемь членов совета сразу же подняли правые руки. Было похоже на то, что приговор они согласовали ранее. Поднял свою руку и Яр Муган, хотя на лице его читалось очевидное неудовольствие – то ли он считал приговор слишком мягким, то ли все еще был обижен происшествием.

      – Поедешь, Корлик, завтра.

      Альма, хранившая молчание за ужином и по дороге домой, высказала все свои