Синий тарантул. Георгий Ланин

колючки, с трудом преодолел заграждение и, сняв крючок лестницы с проволоки, спрыгнул вниз с пятиметровой высоты.

      6. Китайская ваза

      Июньская жара уже спала, и в парке над рекой появились гуляющие. У обрывистого берега лениво плескалась серо-зеленая вода, блестел на солнце песок пляжа. За рекой темнели мглистые синие горы.

      В ажурной беседке, в тени берез, над самым обрывом, сидели мужчина и девушка лет двадцати на вид. Она была в розовом платье, с чайной розой на груди, черный шелк ее волос перетягивала карминовая бархотка.

      – Знаешь, Вадим, – глубоким грудным голосом серьезно проговорила она, – мне все не верится.

      Человек, которого звали Вадимом, был в легкой рубахе и синем галстуке. На его холеном лице то и дело проглядывало беспокойство. Он недовольно ответил:

      – Говорю, бросил!

      – Совсем-совсем бросил?

      – Почему совсем? – удивился Нежин. – Ну… раз в десять дней выпью бокал и все. Да хватит об этом, Оля! – вдруг с прорвавшимся раздражением проговорил он и, стараясь придать своему голосу ласку, переменил тему: – Взгляни лучше на горы вдали, и тебе не захочется говорить о вине. Смотрю я на них, и они для меня то лиловый динозавр, который вот-вот зашевелится и сползет в реку, то вздымающаяся из земли корона подземного бога…

      – Река наша – красавица. – И Ольга внимательно и грустно взглянула на Вадима.

      – Как и ты.

      – Вадим!.. – смутилась Ольга.

      – Уж сколько дней я все думаю об одном.

      – О чем?

      – О воле. «Воля – хребет характера», – учили мы в психологии. До чего верно! Есть воля – всего достигаешь. Нет воли – толка не будет. – Все есть у меня, – помолчав, продолжал он, – запоминаю легко, выучиваю быстро, силу в себе чувствую, честолюбие есть. А воли, кажется, мало. Я словно железо – ковкий, мягкий, тягучий. А вот пусти в меня хром или ванадий – и сразу сталь. Вот этого мне и не хватает.

      – Ты сегодня говоришь, будто каешься.

      – Правду говорю, Оля!

      – Раз ты уж бросил вино, вот тебе и воля.

      – И кажется мне, – нахмурился Вадим, – в один день все у меня сорвется….

      Над убаюканной жарою водой промчалась стайка ласточек.

      – Смотри! – обрадовалась Ольга. – Ласточки! Смотри, как они ловят мошек! Вот летит прямо, падает. Вспорхнула, трепещет на месте! Ласточки, ласточки сизокрылые, как я вас люблю!

      – Я тоже люблю, – Вадим мягко улыбнулся.

      – Ласточек?

      – Тебя люблю, моя ласточка! – охваченный внезапным порывом, быстро заговорил он. – Только тебя, девонька моя сероглазая, только тебя лишь одну! Работаю – ты у меня одна на душе. На скрипке играю – для тебя одной звуки лью, – и он сжал ее полную белую руку выше локтя.

      – Вадим! – отодвинулась Ольга. – Люди кругом!

      – Пусть, пусть. Хоть весь свет, – потянулся к ней Нежин. – Всем скажу, всем крикну – люблю Зарину Ольгу! Люблю во весь охват души,